– Можно подумать, Мия, что ты уже все прощелкала.

– Вкурира, – щегольнула знанием русского сленга Мияко, – оставь. У кадздого своя карма, и распрата за зро никого не минуеч.

Вейдер положил ей руку на плечи, придвинулся к девушке.

– Ладно, – сказал он. – Ты права… Вроде я всякое повидал за то время, пока занимаюсь блогом, а никак не привыкну к человеческой мерзости. Каждый раз хочется порвать урода на тряпки…

– Их сама дзизнь порувет, – а про себя Мияко подумала: она повидала мерзостей намного больше. И тоже не научилась воспринимать их как данность. Обучение в селении Акайо-дзенина выработало в ней железное самообладание. Гнев, ненависть, омерзение никогда не прорывались наружу, но это не значит, что их теперь не было.

Они сидели на валуне у озера, и от камня к горизонту протянулась лунная дорожка, а небо уже светлело. Не прошло и получаса, как луна совсем побледнела на небе. Короткая летняя ночь закончилась. "Просто сидим и смотрим на озеро, и ничего больше… А я уже и от этого счастлив. Впервые встречаю девушку, с которой можно просто сидеть рядом и молчать, забыв о том, что только что рвал и метал и чуть не ринулся вышибать мозги из этого жирного подонка…"

А Мияко слагала хокку:

"Как она мала

Но как много вмещает,

Летняя белая ночь!"

"Опять в третьей строке шесть слогов вместо пяти, – девушка первой соскочила с камня, – размер у меня частенько хромает… У Харуки-сэнсэя хокку получаются лучше…"

– Пойдем в паратки, Дзеня, – сказала она, – перед рассуветом старо хородно. После додзьдя ноть прохрадная.

– Да, всегда так…

*

Дождь несколько раз за ночь прекращался, а потом снова начинал дробно выстукивать по туго натянутому полотнищу палатки. Ника, убаюканная этой мелодией, мирно проспала до девяти часов утра.

Проснулась она, когда солнце, разогнав остатки туч, зашарило лучиками по окнам в поисках лазейки, и самый проворный лучик скользнул по лицу Орловой. Молодая женщина потянулась, открыла глаза. "Вот и вся непогода… Теперь, если верить метеорологам, в ближайшие две недели осадков не будет! Безоблачное небо и плюс двадцать три градуса – что может быть лучше?"

Она быстро убрала постель, оделась, сунула ноги в кроссовки и выглянула из палатки.

Солнце стремительно подсушивало и согревало берег и деревья. Еще кое-где блестели лужи, в воздухе еще держалась дождевая прохлада, но видно было, что это ненадолго и день будет погожим и теплым.

У своей палатки снова сидел с планшетом Вадим. Он улыбнулся и кивнул Веронике. Мимо лагеря пробежали трусцой Ира и Миша. Весело гомонили у костра Лена, Катя, Ваня и Сережа. Протрусили в сторону санудобств Любаня с подругой, живо обсуждая, с чем лучше печь шарлотку – с корицей или ванилью.

Ника осмотрелась в поисках Мияко, и едва различила черноволосую голову метрах в ста от берега. Девушка плавала, ритмично загребая руками, без единого всплеска.

А у кострища, общего для трех палаток, курил Женя, и по его лицу Ника поняла, что блогер хочет о чем-то с ней поговорить.

– Что – опять наш сосед дает гастроли? – спросила она. В кострище уже были аккуратно сложены подготовленные для растопки дрова. Ника сунула под поленья таблетку для разжигания костров, щелкнула зажигалкой.

– Опять он, – ответил Вейдер. – Я выходил ночью, чтобы запилить видосик под дождем…

Вейдер поведал, как толстяку бросили в окошко палатки записку, какова была реакция соседа, и показал скомканный и разглаженный листок, убранный в прозрачный файл.

– Естественно, я решил узнать, кто такая Лиза Кокина из Тихвина, – заключил Женя, – так вот, похоже, что этот душнила – Егор Болдырев, который четыре года назад протаранил "скорую" в Тихвине и откосил от уголовного дела.