– Мне нужно зачерпнуть снега до полной темноты, – объяснила девушка, – чтобы поставить уху на огонь. Иначе я останусь без обеда завтра.

Экспедитор вновь посмотрел в окно. За минуту стало еще темнее.

– Ты считаешь, это безопасно? – обеспокоенно сказал он.

– Конечно! – уверила его Матрена, подходя к выходу. – Если вас беспокоит, что вместо меня может вернуться кто-то другой, – девушка гордо улыбнулась и приставила кулак к дверной раме, – вы знаете, как это определить.

Внезапно крестьянка выстучала вступление либретто Сумарокова, тот самый ритм, который всегда использовал Кисейский. Исполнение было неотличимым. Михаил натянул нервную улыбку; такая мера предосторожности не сильно успокоила следователя, ведь его собственная сохранность беспокоила его не так сильно.

Конечно, Кисейский переживал за Матрену.

– Что ж, – неуверенно пролепетал он, – хорошо.

– Скоро вернусь! – весело скомандовала девушка, открыв засов и впустив в часовню сильный ветер.

Взмахнув длинными волосами, Матрена выскользнула на улицу через едва приоткрытую дверь, оставив Кисейского в одиночестве. Михаил еще долго смотрел в окно, наблюдая за тем, как метель становится сильнее, и уже начал сожалеть, что не додумался предложить напарнице сопровождение. Он специально замедлил ритм своего сердцебиения и почти не дышал, прислушиваясь к каждому звуку, чтобы не пропустить стук. Инстинктивно ладонь Кисейского одернула подол мундира и обняла кобуру, где хранился его ударный мушкет.

Едва пересиливая ветер и тяжесть огромного ведра, Матрена шла по снежному тоннелю, отдаляясь от церкви. Она не могла зачерпнуть снег здесь, потому что многие крестьяне имели привычку опустошать ведра с помоями у часовни. Спустя пять минут протеже наконец нашла подходящее место. Здесь стены снежного окопа становились куда ниже, и на них почти можно было запрыгнуть.

С горкой зачерпнув огромное количество утрамбованного снега необъятным ведром, девушка поставила его на землю, чтобы немного передохнуть. Воспользовавшись моментом, Матрена триумфально поставила руки в боки и оглядела ночное Марево. Большинство окон либо погасло, либо еще не успело вспухнуть, лишь едва различимые силуэты соломенных крыш, усыпанных пластами снега, были видны на горизонте. Что же касается звуков, даже если они были, их полностью блокировал нарастающий вой ветра.

Внезапно что-то послышалось издалека…

Матрена прищурила веки и наклонилась к темноте в надежде на то, что звук станет четче. Сердце девушки екнуло, когда она поняла, что это был звон цепей. Также это был хруст снега под чьими-то ногами. Также это был высокий человеческий силуэт, который становился все яснее в слепящем буране… ведь приближался.

ОНО остановилось. Крестьянка оцепенела от ужаса, словно ОНО сковало ее движения одной устрашающей аурой. ОНО смотрело. ОНО медленно вытянуло из рукава разодранного кожуха гнутый секач, отнявший жизни семерых человек, и жаждущий отнять еще одну…

Электрический шок пробежал по всему телу Матрены, когда ОНО сорвалось с места! Забыв про ведро, девушка ринулась назад по тоннелю, не оборачиваясь и едва не споткнулась, разворачиваясь на сто восемьдесят градусов!

Сажени белых стен проносились по обеим сторонам от нее, медленно сужаясь. Комплекция Матрены делала ее очень юркой, но скорость, с которой ОНО преследовало ее по пятам, была феноменальной. Заячьими прыжками ОНО пересекало около полутора метров снега одним только шагом. Это было совершенно невероятно, но, казалось, ни цепи, которыми было обмотано все его тело, ни громоздкий кожух ничуть его не замедляли.