Иван стал тише воды, ниже травы. Его сторонились, его провожали презрительными взглядами, за его спиной шептались. Полномочий засунуть его в острог не было ни у кого: после смерти Дудкова-старшего Капустин Иван становился головой вёски. Но стал он ею лишь формально. На деле же – изгоем. О былом уважении нельзя было и говорить. Тень преступления падала и на Женю, дочь убийцы. Руслан избегал ее, но Женя не обижалась: она сама от себя спряталась, если бы могла. А потому превратилась в затворницу, старалась не показывать носа на улицу и даже с отцом не оставалась в одной комнате.

Константина с честью похоронили всей вёской: Юра Дудков с трудом читал над братом заупокойную молитву, повергая всю вёску в уныние. Далеко из-за оврага, из лесу, доносился тягучий, отчаянный, пробирающий до мурашек волчий вой. Иван с Женей стояли в отдалении, и не было среди весчан желающих подойти к ним. Плот с горевшим на нем костром и телом отправили вниз по реке: такого обряда требовали предки, чтобы во время наводнений плохо закопанные останки не всплывали на поверхность. Правило соблюдалось повсеместно уже лет двести. Вспыхнули в небе залпы поминальных огней.

Работа в вёске застопорилась. Происшествие выпало на тот самый неудачный момент, когда большая часть заготовок на зиму уже сделана, а к починке ковчега еще не приступили. Все, что касалось лодки, требовало жесткой руки управленца. Обычно работами заведовал Константин ‒ капитан корабля, а Иван как старпом доносил его указания до весчан. На деле иерархия не соблюдалась: Капустин и Дудков плечом к плечу строгали, пилили, смолили, штопали парусину наравне со всеми. Уж так было заведено.

Ковчег послушной собакой стоял в поле между вёской и лесом. Это была огромная деревянная парусная лодка около ста метров в длину и с четырехэтажный дом в высоту. На пяти палубах ковчег вмещал в себя всю вёску со всем ее хозяйством, включая живность, годовые запасы зерна и воды. В трюме находились загоны для животных и хранились провизия и оборудование, на второй и третьей палубе располагались технические помещения, машинное отделение, мастерские, склады, в жилом отсеке на третьей и четвертой палубе для каждой семьи была своя каюта, притом оборудованная с удобствами: многие годы семьи проводили в них как минимум месяц – во время осеннего и весеннего разлива реки. Технически ковчег мог отправиться в плавание на долгие годы, и если еще два поколения назад это было обычное парусное судно, то сейчас лодка стала полностью механизирована: весчане установили в ней небольшую гидроэлектростанцию, генерирующую энергию от тягловых пропеллеров, двигатель, систему очистки воды. Во время разлива реки вырабатывалось так много электричества, что весчане даже подключали технику прошлого: радио, холодильник и плиту на камбузе, каюты и коридоры заливал электрический свет.

В трюме, кроме всего прочего, находился отсек, в котором хранилось с десяток флаеров – летающих аппаратов, доставшихся вёске от предшественников. Ими практически никто и никогда не пользовался: во флаер помещалось человек десять и немного груза, работал аппарат на солнечных батареях, но взлететь мог только на авиационном топливе, которого оставался лишь небольшой запас. Но во время разлива реки флаеры всегда были готовы к отлету, смазаны и заправлены – на всякий случай.

Ковчег был построен в незапамятные времена – тем поколением, которое едва не уничтожил Потоп. Насколько повезло морским странам, настолько не повезло местным жителям: в их стране не было судостроения, потому что не было выходов к морю. Они успели построить лишь с сотню ковчегов, когда большая вода погребла под собой все живое.