Я устало опустила подбородок на скрещённые руки. Сумасшедший дом…

— Сойка, это… — начала молчавшая до сих пор Янка.

— Домовой, — констатировала я. С облегчением. С радостью даже! Данное удивительное открытие явно из разряда хороших. Во всяком случае не совсем плохих, верно? Ведь домовой хранит и бережёт дом, всем известно! И никак не повредит, особенно в свете последних событий.

— Дядя Пиц, — скромно представилось существо. — Угадала ты, Софья. Домовой я.

— Вас действительно так зовут? — удивилась я, но тут же осенило: — Или вы не хотите говорить своё истинное имя?

— Да отчего ж не хочу, — хмыкнул бывший крыс. — Только длинное оно и сложное. Не выговорить вам. А я уже привык, как малышка меня величает.

— Очень приятно! — сообщила я и даже слегка поклонилась, лихорадочно вспоминая всё, что знаю о домовых. На ум навязчиво лез домовёнок Кузя из мультика.

— Уж прости, хозяюшка, что не представился тебе с первого дня, как положено, — степенно произнёс… хранитель моего дома? Ведь правда?! — Скрывался я… Да вот как иначе-то? Не было у меня пути другого. Доченьке твоей открылся, потому как фея она, от неё вреда нам ждать не приходится.

— От меня тоже! — уверила я.

— Славно, ежели так. Ну а раз уж познакомились мы с тобой, то скажу: дом твой я храню и хранить буду, как смогу.

Интересная оговорочка…

— А от тебя требовать ничего не стану, потому как всё меня устраивает в тебе и в доме твоём. Ребёнка не обижаешь, пьянок-гулянок не устраиваешь, не куришь…

«Мужиков не водишь», — мысленно дополнила я и покосилась на подругу. Та пялилась в окно, очень старательно удерживая бесстрастное выражение лица.

Что-то в речи домового было не так. С запиночками говорит, словно задумывается, как фразу построить… Стилизация такая, причём явно ему известная, но непривычная.

— Подруга у тебя хорошая, родители люди сердечные, и сама ты женщина милая, душевная…

— Пиц, а ты чего так странно разговариваешь? — подтвердила мои подозрения Маришка. — И выглядишь…

— Не встревай, — буркнул домовой и продолжил перечисление: — Работу работаешь тёплую, добрую, людям приятную… Бельё грязное не копишь, посуду моешь чистенько… и вытираешь. Вообще порядок в доме поддерживаешь… — Он замолчал, видимо отыскивая во мне ещё какие-нибудь плюсы, и вдруг, остро глянув из-под мохнатой длинной чёлки, выдал: — Животных любишь! Даже рыб.

Вот как.

Я ответила шерстистому «дядюшке» столь же пристальным взглядом. А он невинно заморгал и заявил:

— Словом, будем жить дружно, хозяюшка! Ежели согласна ты на это. Но мы с тобой ещё переговорим вечерком… Обсудим кое-что, чайку попьём.

И в последних двух фразах явственно слышался вопрос.

— Мам, я хочу картошки! — вмешался в беседу ребёнок.

— Конечно, — согласилась я с обоими сразу. — Сейчас картошки, а вечером поговорим с чайком! И жить будем дружно!

— Принимаешь ли меня в хранители дома своего, свет Софья Сергеевна? — с нажимом осведомился домовой.

— Данилова, это ты сейчас должна дать официальное согласие, — пояснила Яна. Прикрыла ресницы и почесала пальцем нос. Мы с детства так подавали друг другу знак, что да, всё правильно, всё хорошо. А вот если плохо и надо отказываться — то чешем бровь!

Отлично. Значит, я права: дружба с дядей Пицем мне совсем не помешает. Раз уж так сложилось.

— Принимаю с радостью! — отчеканила я.

Превращение котов в людей и наоборот посмотреть мне уже довелось. Раз — и всё, никаких, так сказать, спецэффектов. А вот теперь… теперь я увидела настоящее, фэнтезийное, буквально киношное волшебство — только на самом деле! Между мной и домовым заискрился воздух! Облачко ярких разноцветных искр — сиреневых, жёлтых, алых — было похоже на фейерверк, домашний такой, маленький. Оно разделилось на две части, одна втянулась в меня, вторая в домового. И сразу стало так тепло и легко на душе!