Всё отобрали у нас христиане: и бога, и слово, и единство, и смелость. Мы до Христа – как звери без культуры, а вот они, византийские чужеземцы, – просветители! А ведь Русь-то даже норманны, злые вороги наши, называли Гардарикой – страной городов. Да мыслимо ли иметь народу многие города без письменности?! Да и сейчас в Новегороде обучают грамоте рано, слышь ты, с шести-семи лет. Где, в каких землях с эдаких лет учат несмышлёнышей?…
Великий жрец Перуна видел перед собой родственную душу – защитника земли Русской, будущего богатыря, и решил посвятить его в тайны русского рукопашного боя. Не каждому он открывал тайные приёмы, граничащие с запредельными возможностями человека, приёмы, которые жрецы хранили столетиями в глубокой тайне. А началось учение с любопытного случая.
Александр с любопытством смотрел на волхование жрецов Перуна и заметил, что в их молитвах обязательно звучит любовь к русским воинам!
Великий Волхв спросил Александра, умеет ли тот драться. На Руси всегда в чести была эта потеха: испокон веков славились кулачные бойцы, уважались борцы, которые нередко использовали приёмы русского боя. Да и самому Кистеню вместе с братьями-скоромохами часто приходилось отбиваться от лихих людей. Он утвердительно кивнул.
– А ну-ка, давай с тобой подерёмся, – предложил Кистеню волхв, отставляя подальше посох.
Александр несказанно удивился и решил было отказаться, взглянув на стоящего перед собой столетнего деда.
– Да я ведь, дедушка, могу тебя зашибить ненароком, – сказал он.
– А ты попробуй, – подзадоривал его волхв. – Победи немощного человека!
Кистень решил пощадить своего спасителя: удар был нанесён вполсилы, но вдруг почувствовал, что летит куда-то в пустоту. Через мгновенье старик уже сидел на спине Кистеня, завернув ему при этом руку.
– Ну как? – участливо спросил кудесник.
– А можно ещё попробовать? – попросил разозлённый Кистень.
– Попробуй, – ответил старик.
«Ну держись, старый хрыч», – зло подумал парень и нанёс страшный удар, от которого наверняка бы повалилась и лошадь. Но кудесник неожиданно резко присел и резко выпрямился: Кистень, несколько раз перевернувшись в воздухе, больно ударился о землю.
– Вставай, не залёживайся, это ведь ты сам себя повалил, а я всего-навсего только нагнулся, – ласково и чуть с насмешкой сказал ему старик. – А теперь я ударю.
«Ну, от тебя-то я сумею увернуться», – подумал Кистень и… упал в третий раз. Старик, казалось, и не думал его бить: это был только тычок, неуловимый, без размаха, но Кистень со страшной болью в боку скорчился на траве. Ему показалось, будто кто-то необычайно сильный ударил его наотмашь железной гирей.
– Ой, сынок, тебе нужно ещё учиться нашему ремеслу. А называется оно русским боем. Сейчас, поди, и у Димитрия его забыли, а мы помним и учим. Вот вы привыкли у себя в Новеграде – стенка на стенку, да со всего размаха. Но пока ты размахиваешься, я тебя раз пять ударю, да и уклонюсь раза два от твоих ударов. А то, куда ты хочешь меня ударить, у тебя на лице написано. Вот я и уклонился. Это искусство, – повторил он, – называется русским, или рукопашным боем, и учил ему небесный покровитель Перун – не Христос с его «возлюби ближнего, как самого себя». Князья, предав свою веру, предали и свою землю, ни во что не ставят русичей. А ворогам этого и нужно: чем больше русских князей стравятся между собой, тем лучше, тем слабее будет Русь. А бою русскому мы тебя поучим, будешь настоящим защитником Святой нашей Руси, – внезапно переменил разговор кудесник. – Всякое есть знание: одно ты должен ведать, а другое есть тайное. Но тайному знанию ты должен посвятить всю жизнь, стать одним из нас.