И Кузнец так пристально поглядел на Нелюдимку, что ей показалось, будто видит он её насквозь.
– Простите, – Нелюдимка понурилась, стыдно ей стало за саму себя. Мало того, что белая уродилась, так ещё и обманом любовь и славу мечтала заполучить.
– Вот тебе и вторая моя помощь – негоже прощения просить без проступка, – сказал Кузнец. – Ежели виновата и сама знаешь, что не по совести поступила, то извинись. А если извинения у тебя в привычку вошли, чуть что, так ты сразу повиниться готова, даже в том, в чём твоей вины нет и быть не могло, в огонь эту дурную привычку бросить надобно.
Задумалась Нелюдимка. Впервые такие мудрые слова приходилось ей слышать, и пускай сурово выглядело тёмное лицо Кузнеца, но в глазах его, во всей его могучей фигуре не было злости. Наоборот, веяло от него надёжностью, искренностью и простотой.
– Чтобы я мог и дальше тебе помогать, помоги и ты мне, – продолжал Кузнец. – Кую я оберег особенный, а чтоб он силу набрал, нужна мне вода живая и вода мёртвая. Брат Ветер скажет, где добыть её можно. Справишься, тогда поговорим, подумаем, как тебе голос твой выковать.
В глубокой задумчивости вышла Нелюдимка из кузницы. До сих пор звучали у неё в ушах слова Кузнеца.
– Ну, что, Нелюдимка, – хохотнул Ветер, – летим, воды мёртвой и живой добыть надобно.
И полетели они вдвоём в чащу Заповедного леса. Глухо там было и темно, хоть глаз выколи, зато родник бил из-под земли, вода в нём прозрачная, чистая, как слеза.
– А как узнать, какая это вода, живая или мёртвая? – спросила Нелюдимка. – Знаешь ли ты об этом, брат Ветер?
– Нет, об этом я не ведаю. И проверить никак не могу. Сквозь меня вода проходит, не задерживается, ни пользы, ни вреда мне не приносит. Поэтому не знаю, как понять, что за вода в этом роднике бьёт, и какая сила в ней живёт.
Быть может, поэтому Кузнец и послал именно её, живую птицу, чтоб на себе испытала водицу?
Набравшись смелости, подставила Нелюдимка под воду кончик своего правого крыла. И – о, ужас, почернели перья, будто обуглились, усохли и серым пеплом осыпались. Едва успела ворона крыло убрать, пока совсем оно не растворилось. Теперь, конечно, стало понятно, что в этом роднике текла вода мёртвая.
Прикрыла Нелюдимка своё повреждённое правое крыло левым, вроде и не больно, а летать теперь не сможет. Одно название, а не птица.
– Смелая ты птица, Нелюдимка, – заметил Ветер. – Сколько путников я сюда приводил, никто не решился воду из родника вот так, на себе, проверить.
Смелая? Пожала плечами белая ворона, уж она-то себя смелой совсем не считала.
– Где бы склянку раздобыть, чтобы воды набрать? – между тем спросил Ветер.
Огляделась Нелюдимка по сторонам. Чёрная чаща леса вокруг, ничего не видно. Жаль, что сразу не догадалась она взять с собой посуду.
Вдруг со зловещим шипением вылезла из-за кустов длинная белая змея.
– Ишшшь, чего решшшили, воду волшшшебную утащщщить, – прошипела змея. – Не пущщу!
– Прошу прощения, что потревожили Ваши владения, любезная госпожа Змея, – сказала Нелюдимка на языке змей и вежливо поклонилась. – Мне очень, очень нужно немного мёртвой воды. Быть может, Вы знаете, что живёт в Заповедном лесу справедливый Кузнец. Так вот, он нынче оберег особенный куёт, и чтобы оберег силу набрал, ему нужна вода живая и вода мёртвая.
Молча слушала Змея, неподвижны были её золотые глаза.
– Откуда знаешшшь, что вода эта мёртвая? – с недоверием спросила она.
– На себе испытала, – Нелюдимка показала Змее повреждённое правое крыло.
– Сссмелая ты птица, хоть и белая. Ну, хорошшшо. За сссмелость твою разрешшшаю набрать немного воды. А есссли отгадаешшшь мою загадку, то и сосуд предоссставлю, мою ссстарую кожу, ей мёртвая вода не вредит, её не рассстворит.