Короткие рассказы Дмитрий Алябьев

Глава первая: Побочный эффект

Прекрасный принц

Хилая старушечка госпожа Алекс бедно жила со своей избалованной болонкой в однокомнатной квартирке на Планерной. Считала копейки до пенсии, донашивала последнюю одежду, подозревала в дурных намерениях племянников, которым должна была отойти квартирка после ее смерти.

И представьте, вдруг однажды утром из почтового ящика вместе с ворохом жалких рекламных листков ей в руки вываливается толстый конверт, украшенный иностранными золотыми гербами, с настоящими печатями из сургуча, которыми теперь даже бандероли на запечатывают. Поглядела госпожа Алекс изумленно на печати, а на них выдавлен вздыбленный единорог, крест и королевская корона. Забыла, что собиралась в магазин, купить пятьдесят грамм докторской колбаски для болонки. Пошаркала стоптанными ботами к себе обратно на третий этаж.

Заперлась, разделась, понесла тяжелый золоченый конверт в комнату. И все с ахами, изумленными вздохами, рассуждениями, что, наверное, ошиблись адресом. А адрес-то тот самый, и фамилия ее, только вот откуда письмо, неразборчиво написано латиницей, но не по-немецки, это точно. Открыла конверт, развернула гербовый лист с водяными знаками – письмо по-русски. Стала читать над столом, сильно дрожа от волнения.

Боже мой! Оказывается, какой-то иностранный принц из Кронбурга, о котором она даже никогда не слыхала, увидел ее однажды в киноленте и влюбился без памяти! Хотел жену и детей сразу бросить и ехать к ней, но не позволили. А теперь он король и свободный шестидесятитрехлетний вдовец в полном расцвете сил и мчится к ней на дипломатическом самолете со всей своей свитой и половиной королевского двора, чтобы пасть к ее ногам, просить руки, увезти в увитый плющем родовой замок, вокруг которого огромный розарий, трехсотлетний парк и все прочее.

Тут видит госпожа Алекс, на полу лежит большая цветная фотография ее жениха, наверное из конверта выпала. Могучий, довольно свежий чернобородый король в военном мундире стоит на фоне знамен, горностаевая мантия спадает с золотого эполета, через грудь наискось – красная орденская лента вся в бриллиантовых звездах, а на густых волосах с легкой проседью – божишко ты мой! – золотая королевская корона! В руках он бережно держит портрет госпожи Алекс, уже в возрасте, и так, будто это и есть самое у него драгоценное. Да-да-да, вспоминает старушечка, верно, верно, снималась она когда-то в молодости в кино у одного распутного режиссера.

И вдруг – звонок в дверь. Госпожа Алекс всегда подскакивала от своего резкого звонка. Села на стул, потому что ноги отказали после всей этой неожиданной кутерьмы. Позвонили второй раз. Пошаркала открывать, а сама думает, старая дура: "Лишь бы не пенсию принесли. Лишь бы еще какая-нибудь весточка от него".

И точно! На темной заплеванной лестничной площадке стоят мужчины в черных фраках и белых жабо. Холодно в подъезде, но пальто где-то сняли, чтобы предстать перед ней в самом официальном виде. И у всех ордена, кресты, медали, но поплоше, чем у ее кавалера.

Самый представительный выступил животом вперед, представился герцогом:

– Мы к вам с важнейшим государственным поручением. Позвольте, сударыня, войти.

Госпожа Алекс помчалась в комнату со всех ног, чтобы корки и блюдца убрать со стола. Злая болонка проснулась, растявкалась, но те даже не взглянули на нее, а прошествовали толпой по тесному коридору. В комнате выстроились в две шеренги по ранжиру: в центре специальный полномочный посол-герцог, он же канцлер, по бокам – генеральный консул и вице-консул. Три камергера королевского двора, не в мундирах, но при регалиях, один с седыми бакенбардами. За ними сопровождающие лица.

Старушонка даже перепугалась, забилась за этажерку с пыльными безделушками.

Канцлер раскрыл адрес алого бархата со свисающей печатью:

– Мы присланы его величеством самодержавным королем Кронбурга, Верхней и Нижней Бомбардии, герцогом Голдштатским, престолохранителем Франции и прочих подвластных королевств и герцогств, дабы уведомить вас, что его величество прибудет сегодня вечером, дабы просить вашей драгоценной руки и в случае вашего милостивого согласия короновать вас на…

Тут госпожа Алекс грохнулась в обморок от счастья, так как давление у нее после семидесяти пошаливало.

Какая тут началась паника!

– Как можно быть таким бесцеремонным! – кричали перепуганные камергеры на канцлера – Нам придется отвечать!

Тот, отшвырнув свои ордена вместе с лентой, дрожа от страха и обливаясь потом, тянул госпожу Алекс под мышки к постели.

– Немедленно поднимите ей ноги! – кричал присутствующий в посольстве лейб-медик.

Консул перехватил за туловище, какой-то фельдмаршал поддержал за ноги. Госпожу Алекс водрузили на кровать с панцирной сеткой, подняли ноги в нитяных чулках, подсунули подушку.

– В этой стране имеются квалифицированные врачи?! Соберите консилиум академиков! – вопили всполошенные камергеры – Вы понимаете, что с нами будет, если она скончается?!

– Скорее сделайте что-нибудь!

– Откройте окно! Воздуха!

Фельдмаршал махал над лицом госпожи Алекс надушенным платком. Лейб-медик готовился к уколу.

– Нашатырю!

Госпожа Алекс вздрогнула и поднесла костлявую руку к носу. Над ней склонились взволнованные государственные лица. Приоткрытый глаз старушки наполнилнился мутной слезой, и вялая капля поползла по виску. Она робко улыбнулась

– Скорее все выйдите! Здесь душно! – шепотом засуетился полномочный посол и канцлер.

– Как вы себя чувствуете, мадам? – обратился к ней лейб-медик.

Но она не слышала, шевеля скелетными пальцами в такт проносившемуся у нее в голове вихрю великолепных, счастливейших мыслей.

– Я знала… Я всю жизнь знала…

Все внимательно вслушивались в ее слабую речь.

– Я с самого детства была уверена, что все именно так и произойдет, – проскрипела старая кошелка.

Расставание

(после Франсуазы Саган)

Вечером того же дня она позвонила ему:

– Как ты живешь без меня, любимый?

– Улаживаю свои парижские дела.

– ?

– Ты, наверное, догадывалась, что до тебя я жил с одной… женщиной. Она собиралась выйти за меня замуж и прожить со мной всю жизнь, но сегодня я сказал, что люблю другую, а с ней мы расстаемся. Она попыталась меня удержать, потому что любит меня. Тогда я повалил ее на пол и каблуками растоптал ей лицо, потом схватил за шиворот и выкинул вон с лестницы.

–Боже! Что ты говоришь?!

– Я шучу, дорогая. На самом деле все было гораздо прозаичней и еще более жестоко, потому что, я тебе не сказал, она глупая и совершенно беспомощная. Но теперь мои дела почти улажены и я практически свободен.

– Любимый, приезжай скорей. Каждый день разлуки для меня – настоящее несчастье.

Кот

Роскошная молодая женщина в мягком халате с меховой оторочкой полулежала на резном диванчике в каминном зале собственного особняка. Она пила кофе сервированный на маленьком антикварном столике и смотрела на огонь. Каминный экран был отодвинут, ее лицо и обнаженные ноги чувствовали тепло открытого пламени.

В зале было два высоких решетчатых окна от пола до потолка, и поток теплого воздуха от кондиционера слегка шевелил невесомые шторы.

Было позднее утро. На улице в розовом солнечном свете падали редкие, очень легкие снежные хлопья. С трудом можно было разглядеть, что в саду еще горят низкие фонари. На одном, испорченном, нахлобучена высокая снежная шапка.

В зале, со стороны черной лестницы, тихо появился хозяин этого дома – огромный кот песочного цвета с темным носом и бровями. Ночью он бродил по особняку, вылезал на улицу через специальный лаз в боковой двери, обходил свой сад, возвращался, подходил к своей миске на кухне. А утром, прежде чем завалиться спать где-нибудь на кресле или коврике на теплом полу, он обязательно приходил ласкаться к женщине.

У кота был крутой нрав. С обитателями задней части здания: поваром, горничной, охраной, он, в общем-то ладил и иногда терся об их ноги. Правда, если кто-нибудь не замечал его присутствия, проносясь мимо, он вцеплялся когтями и кусал за лодыжку.

Но мужа хозяйки он ненавидел по-настоящему – за командные нотки в голосе и попытки наглой фамильярности. А может, тот был просто ему несимпатичен. Его он кусал жутко, до кости, так что прокушенные сухожилия приходилось лечить месяцами.

В приличном доме кота за такие дела давно бы удавили, но мужчина, кстати городской прокурор, был трусоват и даже в минуту бешенства не смел его прикончить. Причем, как ни странно, у всех прочих покусанных чад и домочадцев своенравный кот пользовался уважением и искренней любовью.

Он прошел в комнату и, сев перед огнем, стал умываться. Женщина с удовольствием смотрела на его мощное тело и плавные, сильные движения. Даже под густой шерстью угадывались крепкие мышцы и широкая грудь. Вылизывая подушечки передней лапы, он на короткое время выпустил непомерно длинные коричневые когти, и женщина, глядя на них, поежилась и внутренне присмирела.

Кот перестал вылизываться и прямо направился к ее диванчику. Остановился – куда бы прыгнуть, и послышалось его глухое, грубое урчанье. У женщины этот булькающий звук вызвал блаженную улыбку, и она слегка похлопала себя по бедру, приглашая прыгать к ней. Кот прыгнул на диван, потерся об ее живот и замурчал совсем громко, на весь зал, а она стала гладить его от головы до основания хвоста, удивляясь, какой он все же большой.