Монголоидный и иной компонент (например, иранский европеоидный тип) среди татар, башкир и других наций, предками которых в той или иной степени являются «древние монголы» – средневековые татары, следствие их многочисленных смешанных браков с представителями других этнических групп Евразии, как «лесных племен» Сибири, так и «монголоидов» Монголии, Маньчжурии и Китая.

Принцип интернационализма был одним из основных принципов идеологии и политики Великой Орды – единой державы, «законы и принципы правления которой отвечали потребностям всех ее народов» и власть которой была распространена на добрую половину Евразийского континента. Несмотря на то, что наши предки не знали слова «интернационализм», они неукоснительно соблюдали этот священный принцип Великого Язу, и это было одним из условий их успехов и «благоденствия».

Местом, где расселялся и развивался средневековый татарский народ, явился «субконтинент Евразия[69] – степная полоса от Хингана до Карпат, ограниченная с севера «таежным морем», то есть сплошной полосой леса, а с юга пустынями и горами, у подножий которых располагаются оазисы. Соседи – суперэтносы, взаимодействовавшие с евразийскими народами: Срединная равнина, называемая ныне «Китай» (условное наименование), Афразия (Ближний Восток и Иран) и Западная Европа – Романо-германская целостность. Восточная Европа, точнее – Западная Евразия органически связана с Великой Степью, так как наиболее населенная ее часть – лесостепь, включающая на севере ополья, а на юге азональные ландшафты речных долин и несохранившиеся причерноморские леса» (34, 55–56). «Сухие степи и лесостепи Евразии, раскинувшиеся от Венгерской пушты на западе до склонов Хингана на востоке, представляют собой экологическую нишу Степного суперэтноса, которую в наше время заполняют потомки тюрок и монголов» (там же, 174).

Так что вовсе не только ограниченная часть Забайкалья и северной части нынешней территории МНР – как нас хотят убедить, – а именно вся вышеописанная территория и явилась, по выражению основоположников евразийства, «месторазвитием» этноса «древних монголов», возникшего примерно в VII–IX вв. в восточной и средней части Великой Степи.

Успешному развитию и расселению этого этноса, среди прочих условий, благоприятствовало большее, по сравнению с современным, увлажнение[70] Великой Степи от гор Иньшань до Нижней Волги и до Черного моря. Это объясняется соответствующим «глобальным перемещением на юг циклонического центра действия атмосферы» в период с VIII в. до конца XIII в. (там же, 302).

Л. Н. Гумилев пишет: «Статистика набегов на Китай показывает, что переброска конницы через Гоби в то время была относительно легка, и, значит, граница травянистых степей современной Монголии пролегала южнее, чем в XX в.» (там же). В этой же своей работе Л. Н. Гумилев приводит примечательный факт: «В VIII в. тюрки возобновили занятия земледелием в Монголии, но, что особенно важно, заняв целиком зону степей, они не пытались овладеть ни лесными районами Сибири, ни проникнуть в Китай. Травянистая степь, перерезанная лесистыми хребтами, была их вмещающим ландшафтом» (там же) (выделено мной. – Г. Е.).

В Монголии (имеется в виду в основном Внутренняя Монголия – территория современного Китая) в VIII и последующих веках «заниматься земледелием» могли, судя по приведенным выше сведениям В. П. Васильева, именно представители нового этнического сообщества из племен тюрок-шато, уйгуров и татар. Последние и явились основой этого сообщества, мигрировав к горам Иньшань из Маньчжурии примерно в VI–VII вв.