И снова порыв ветра – дверь скрипнула, но на этот раз я услышала ещё и шорохи. Внутри кто-то находился и вряд ли это крыса – они, как известно, не пользуются дверями.

Как жаль, что я не умею становиться невидимой или читать чужие мысли – а всё таприканская стойкость к стихии Существ. Если предрасположенность усиливает способность владения стихией, то стойкость защищает от её воздействия, но при этом ты и сам почти не можешь с ней совладать. Так что ни невидимости, ни парализации, ни телепатии, ни манипуляций, зато файерболы налево и направо за бесплатно.

Тихо вздохнув о своей таприканской участи, я заглянула в тёмное душное помещение. Свет настольной лампы обрисовывал бесчисленные коробки и столы с приборами, комната напоминала тайную лабораторию, которую замаскировали под склад. Спиной ко мне посреди комнаты стоял мужчина и по локоть рылся в одной из коробок.

Для своего же блага я решила получше осветить помещение и сотворила шарик света. Человек подпрыгнул, коробка приглушила его крик. Он развернулся.

– Сэр Боран? – удивилась я.

Боран вздрогнул, посмотрел на меня.

Теперь я увидела, как изменился его вид. На щеке виднелись ссадины, одежда измялась и перепачкалась. Один рукав его дорожной куртки был разодран до локтя. И куда девалась его шляпа?

– Мадам? – голос звучал сбивчиво и торопливо. – Что вы здесь делаете?

– Я? – странно, что при всех обстоятельствах он задал мне этот вопрос. – Я только что пришла.

– Вы меня напугали, – он снова развернулся и полез в коробку. – Ах, вот и оно! Как хорошо, что свет появился!

«Что ж вы даже дверь не открыли?» – хотела спросить я, но заметила, что дверь не удерживается в открытом положении. Но можно было подпереть, хотя бы той же коробкой – их здесь немерено.

Баронет спешил дальше, схватив бумаги, он уже пытался обойти меня в дверном проёме. Я посторонилась, а он буквально выпрыгнул наружу.

– Скажите, здесь что вообще не было землетрясения? – проговорил он.

«Землетрясения?»

Я последовала за ним, не сводя глаз с его находки – страницы, опять же – лабораторной бумаги покрывал мелкий торопливый почерк.

– Да что ж у них тут другой бумаги не водится? – не сдержалась я.

– Что вы сказали? – дёрнулся Боран, будто уже забыл обо мне. Он сутулился, оглядывался по сторонам.

– Лабораторная бумага, – пояснила я, кивнув на документы в его руках.

– Так сподручнее, никогда не знаешь писать тебе придётся или процеживать вещества. А на этой можно и то и другое! – послышалось вдруг за моей спиной.

Я обернулась, успев заметить, как Боран поспешно свернул документы и сунул их за камзол. Бардовый балахон нового хозяина Шенатта выделялся на бело-сером пейзаже, как флаг на завоеванной территории.

– Сэр Брюстек? – удивилась я.

Теперь это странное имя будет ассоциироваться у меня с бардовым цветом.

– Верно, – кивнул сэр.

– О, это вы… Вам удалось что-нибудь выяснить? – без всяких приветствий обратился к нему Боран. Видимо, они уже успели познакомиться.

– Разумеется, – кивнул Брюстек. – Аккомород украла шайка Антута. Есть в этих местах такой разбойник, очень известный.

– Это тот, что объединил все местные шайки? – припомнила я слова трактирщика.

– Настолько подробно не знаю, – сэр Брюстек дёрнул плечами. – Я с ним не общался, но спросите в любом трактире – там он бывает даже чаще, чем на дороге. Ах, и ещё… – он обернулся на хижину целителя. – Будьте на чеку, мадам, он всегда доделывает дела до конца.

– Что это значит? – спросила я.

– Так это он убил мастера? – перебил нас Боран. Его ладони всё время касались лица, дрожащие запачканные пальцы оставляли грязные следы на щеках и подбородке, он кусал губы.