Жаль, думала Эдит, что отец не слышал его, не видел его таким, стоящим передо мной. Он не такой, каким отец его себе представляет.

Перевоплощаясь в офицера и нациста, она пробирается в изгибы его души.

…Сейчас дни войны. Война эта завершится победой. И тогда настанут дни мира, Эдит, и тогда человек сможет построить свой дом. Никто не спросит больше тебя, еврейка ли ты, этот параграф будет вычеркнут из программы.

Не все нацисты были бесами. Наивный Эмиль не был лишен простых человеческих чувств. Наоми ставит себя на место обычного немецкого гражданина, обывателя, и картина для нее проясняется. Каким было положение в Германии до января 1933? Жестокая безработица, невероятная преступность, беспомощное правительство. Тоска по кайзеровскому режиму, спокойствию и процветанию. Буржуазия внесла солидный вклад в приход Гитлера. Они боялись коммунистов и решили привести к власти национал-социалистов. Победе нацистов предшествовало слияние двух национальных партий. Сокращение германской армии после войны, вызвало волнение среди военных. Президент Гинденбург и член национальной германской партии, которая объединилась с нацистской партией, возложили на Гитлера сформирование правительства. Нацистское правительство поддержали владельцы крупных промышленных предприятий, такие, как Крупп, сталелитейные гиганты «Крафт дореш фройде» – «Сила с помощью радости». Предприятия, поддерживаемые нацистами, купили рабочих, значительно подняв уровень их жизни, несравнимый с прошлым их положением. Каждый рабочий мог купить малолитражный автомобиль марки «Фольксваген» – «народный автомобиль». Каждый рабочий получил бесплатный радиоприемник. Рабочий ощутил поддержку власти. Создание разветвленной сети шоссе, охватившей всю Германию, давало работу массе безработных. Сознание десятков миллионов немецких граждан насиловала с невероятной силой нацистская пропаганда. Германия, раздираемая хаосом, финансовыми трудностями, жаждала устойчивой власти и созрела для диктатуры Гитлера.

Наоми вспоминает и записывает диалог между Гейнцом и его подругой коммунисткой Гердой.

– В последние месяцы, – рассказывает Герда с печалью в голосе, – Эрвин взбунтовался против партии, и ее политики. Он считает, что такая политика просто фатальна, что такие лозунги, как «Гитлер придет к власти, а за ним придем мы!», уверенно приведут к катастрофе. Он ведет пропаганду на встречах против партии. Ты понимаешь, Гейнц, именем партии он атакует ее, и…

– Но он ведь свободный человек, и имеет право выразить свое мнение, – удивляется Гейнц.

– Нет, – ужесточает Герда свой голос, – это дни предвыборной борьбы, дни войны. Не имеет права человек на частное мнение. Он должен подчиняться. Я не согласна с Эрвином.

– А если совесть ему не позволяет вести себя согласно линии партии, что он должен сделать?

– Нет у человека двойной совести, Гейнц. Человек, который занимается общественной деятельностью, должен и вести себя соответственно общественной совести, а не, согласно совести личной, надуманной.

– Но, Герда!

– Все эти вещи были тебе всегда чужды, Гейнц, я знаю.

– Верно, – с нескрываемым удовольствием смотрит Гейнц ей в лицо. От волнения у нее раскраснелись щеки, и в глаза вернулся решительный огонь, который так воспламенял его сердце. – Но, – добавляет он озабоченно, – я всегда хотел понять, как могут люди жертвовать жизнью во имя политики.

– Это не во имя политики, – прерывает его Герда, – политика только средство, и если оно порой грязно, цель это главное, а средства могут быть и нечистоплотными.

– Даже так? Все средства?

– Да, все средства! – решительно отвечает она. – Перед лицом врага, который не чурается никаких средств, и ты должен воспользоваться его же средствами, чтобы провалить его мерзкие замыслы…