Королева в ракушке. Книга вторая. Восход и закат. Часть вторая Ципора Кохави-Рейни

© Silvia Horwitz, Minnesota, 2017

©Tsippi (Zipora) Rainey,ציפורה כוכבי – רייני

©Эфраим Баух, перевод на русский язык, 2017

Сыну моему Йони (Йоханану) Рейни и всем моим ученикам

ציפורה כוכבי-רייני

מלכת הקונכייה

סיפור חייה הסוערים של נעמי פרנקל

Марта Френкель до рождения старшей дочери. 1902 год.

Марта и Артур Френкель. 1902 год.

Марта с подругами. 1902 год.

Мать Якова Френкеля. После 1840 года.

Жена Якова Френкеля. Около 1910 года.

Яков Френкель. 1914 год.

Артур Френкель. 1914 год.

Тетя Регина, сестра Якова Френкеля.

Марта и Лотшин. 1911 год.

Марта и дети: Лотшин, Луц, Эльзе, Гейнц, Рут. 1916 год.

Марта и Лунц. 1917 год.

Наоми полгода. 1919 год.

Наоми 2 года. 1921 год.

Бертель (Наоми) и сын подруги Марты Зиги Коэн. 1923 год.

Бумба и Бертель. 1923 год.

Лотшин. 1923 год.

Лотшин, Бертель (Наоми), Эльзе, Рут, Бумба, Гейнц, Лутц. 1923 год.

Семья Френкель. 1923 год.

Эльза и Лотшин. 1926 год.

Эльза и ее муж Герман. 1933 год.

Гейнц. 1930 год.

Наоми и Бумба (Эрнст). 1923 год.

Фузель, Наоми и Реувен Вайс. 1933 год.

Обстановка берлинского дома семьи Френкель.

Объявление о смерти Артура Френкля.

Фамильный склеп семьи Френкель.

Любимый мой человек!

В эту минуту самолет взлетел. Я не почувствовала никакого неудобства. Теперь мы летим над морем. Оно выглядит, как темное болото, замершее, без всякого движения. На горизонте облака близки, и подобны горным хребтам. Солнце слепит, но в салоне жар неощутим, прохладно, приятно. Я сижу у иллюминатора, но смотреть в него можно изредка из-за солнца. Тяжело мне было расстаться с вами, и все еще болит сердце, и это будет до тех пор, пока я снова не сойду с самолета, и увижу тебя, несущего улыбку мне навстречу.

Дорогой мой, не печалься. Время проходит быстро. Еще немного, и я вернусь. Поцелуй нашу малышку и пиши, много и быстро. Крепко целую тебя,

Твоя Наоми

18.09.60

Наоми прилетела в Рим. Она приглашена в дом Ады Сирени. Там ей расскажут о деятельности движения Алия Бет в Италии. Ада – вдова Энцо Сирени, одного из основателей кибуца Гиват Бренер. Он был послан в тыл нацистов, взят в плен и погиб в концлагере. Йегуда Арази, боец «Хаганы», добрался до Италии. Ада помогала ему доставать деньги на покупку кораблей и необходимое оборудование. Они привлекали богатые еврейские семьи, агитировали в клубе перед Миланским собором. В клубе тайно собирались члены Алии Бет и беженцы из концлагерей. Отсюда устанавливали связь по радио с подпольщиками в Европе.

Наоми сопровождает в Италии израильтянин Моше. Он предупреждает Наоми о властном характере Ады. Активисты Алии Бет до сих пор осуждают ее диктаторские замашки. Говорят, что она требовала не только абсолютного подчинения, но и выполнения ее личных поручений: покупки, очередь в парикмахерскую, поездки.

Ада встречает ее с распростертыми объятиями, но вскоре становится видно ее высокомерие. Рассказывая о деятельности морского подразделения Пальмаха, она повторяет: «Что ты знаешь? Что может в этом понять, девочка?»

Наоми разочарована. Создается впечатление, что Ада одна несла на своих плечах весь сложный процесс нелегальной эмиграции, и естественно, что все награды причитаются ей. Но, с другой стороны, она благодарна Аде за информацию. Ада говорит по телефону с итальянским евреем Рафаэлем Кантони, инициатором Алии Бет, а также с итальянцами, помогавшими ПАЛЬМАХ. Она просит их встретиться с писательницей из Израиля.

Наоми приглашают в дома добровольных помощников в Риме. Ее до слез потрясает героизмом итальянских евреев. «За всю свою жизнь я не встречался с такими парнями, людьми, которые могут забыть себя, умереть в любой миг ради репатриации», – дрожащим голосом Наоми потрясена.

Перед ней открываются ворота в мир невероятной, не знакомой ей до сих пор, человечности.

На экскурсиях она впитывает волшебные пейзажи, проносящиеся мимо, и мысли ее возвращаются в сороковые годы. Она уже обдумывает новую книгу, анализирует накапливающуюся информацию.

Шалхевет Приер и его товарищи трудились круглые сутки, чтобы добыть деньги. Старые суда переполнялись беженцами. В море за этими кораблями следили самолеты и эсминцы, угрожая им, если они приближались к территориальным водам. Британские корабли забрасывали беженцев бомбами со слезоточивым газом, направляя на них орудия. Они плыли без остановок в портах. У них не было средств радиолокации. Они терпели угрозы и унижения. Их корабли ломались. Им грозили изгнанием из Израиля. Их содержали в концлагере. Но ничто не останавливали репатриацию. Их не пугали доходящие сообщения о жертвах преследований. Они готовы были на все, лишь бы добраться до земли Обетованной. Картошка, консервные банки, болты, кипяток, – все было оружием в их руках. Долгое плавание изматывало и капитанов кораблей и пассажиров, качка лишала их сил. Активисты поддерживали их дух, учили израильским песням и словам на иврите, рассказывали о еврейских первопроходцах и готовили их к жизни в кибуцах, мошавах, городах. С приближением британских самолетов или эсминцев, мгновенно все скрывались в трюме корабля. На допросе называли ивритские имена, поднимали на мачту израильский флаг, с гордостью пели «Атикву».

За четырнадцать лет нелегальной эмиграцией в Израиль прибыло более ста двадцати тысяч евреев. Значительно увеличилась численность еврейского населения страны, что сыграло немалую роль в решении провозгласить государство Израиль.

Наоми Моше, бывший боец штурмового отряда Пальмаха, привел Наоми к полуразрушенному средневековому замку на берегу моря и познакомил с удивительной женщиной, помогавшей нелегальной миграции. Это была русская княгиня, бежавшая от большевиков в Италию. Ревнительница личной свободы, она относилась с глубокой солидарностью к жертвам Катастрофы.

Продолжая свои странствия вдоль Италии, Наоми шлет Израилю открытку из Неаполя.

14.09.60

Увидеть Неаполь и умереть!

Море темное, рыбачьи лодки одолевают волны. Огни Неаполя тянутся к подножью холмов и гор. Ветром доносит звуки скрипки, и голос певца заполняет все пространство – «Санта Лючия». И это не сон, а реальная ночь в городе Неаполе на берегу Средиземного моря, и несет эта ночь тоску по тебе, усиленную нежностью песни.

Твоя Наоми

28.09.60

Дорогой мой,

Сейчас я в Милане. Несколько дней мы объезжали окрестности Неаполя. Не знаю, как для других, для меня ностальгия – тяжелая болезнь. Мы вернулись в Рим и оттуда улетели в Милан. Завтра улетаем на пару дней в Цюрих. Оттуда – в Мюнхен. Я очень устала. Долгие переходы пешком были свыше моих сил. Очень скучаю по тебе и детям.

Милан красивый город, совсем не похож на Рим. Современные небоскребы в американском стиле впечатляют. Я научилась есть спагетти, как настоящая итальянка.

Прибуду в Цюрих, тут же напишу тебе письмо.

Твоя Наоми

Она летит в самолете над Италией в Цюрих и размышляет. Многие евреи не хотят иметь никакой связи с Германией. Но мы, родившиеся там, ощущаем болезненный разрыв.

Она вспоминает обращенные к ней слова Гершона Шалома: «Мы никогда не сумеем отрешиться от переживаний нашего детства и юности, ведь Германия – это природа и язык, впитанный с молоком матери, это незабываемые впечатления начала жизни. И ненависть к Германии не будет длиться вечно. Конечно же, нельзя забыть, что сделал нам немецкий народ, невозможно стереть это из нашей памяти, поддаться амнезии, облегчить их вину. Но мы должны вести себя с ними, как гордые евреи. Мы должны глядеть вглубь общей с ними Истории и говорить с еврейской точки зрения. Призыв немецкого народа к разговору с еврейским народом – это стыд, бормотание, заикание, рожденное неуверенностью. Но, с другой стороны, это свидетельствует о положительных основах этого диалога, и его следует приветствовать».

В Цюрихе – промежуточная остановка. Она посещает санаторий для детей обиженных судьбой, инвалидов. Здесь содержится дочь их друга, философа Шмуэля Бергмана. Ребенок до смерти напугал жену Бергмана. Она так и не смогла принять это существо с большой головой на тонкой шее, худым тельцем и пеной, текущей изо рта. Бергман пытался найти новый дом для ребенка, но ему это не удалось. Перед отъездом Наоми, он пожаловался ей: «В Швейцарии правительство настроено антисемитски, но там умеют обращаться с такими детьми. У нас я не нашел ни одного еврея, который смог бы это сделать». Он один посещает ребенка, ибо жена не находит в себе силы даже смотреть на дочь. Наоми обещала сообщить ему о его состоянии. В заведении появление чужого человека взывало целый переполох. Девочка, испытывающая страх перед людьми, привязывается к Наоми и обнимает ее. Малышка чувствует глубокие и искренние эмоции Наоми по отношению к себе. Страдающие люди тянутся друг к другу.

Вернувшись в аэропорт Цюриха, она попадает в неприятную историю. Германский чиновник, увидев израильский паспорт Наоми, записал в графе национальность – «израильтянка».

«Извините, господин, я по национальности – еврейка.

«Госпожа, сегодня мы говорим – «израильтянин», а не – «еврей». Чиновник изображает радостное лицо по поводу исторического исправления.

«Вы ошибаетесь, я не израильтянка, я – еврейка. Так и запишите национальность – еврейка». Лицо чиновника выражает понимание, но он стоит на своем: «Нет, госпожа, сегодня мы пишем – «национальность: израильтянин». Она упрямо этого не принимает. В сегодняшней Германии хотят стереть слово – «Йуде»! Желтый лоскут в форме магендавида, который нацисты навешивали евреям на грудь, вызывает неприятные ассоциации, поэтому хотят сделать для нее доброе дело, называя ее израильтянкой, а не иудейкой! Первое отвратительное переживание. Слово «Йуде» все еще осталось проклятием!