Слышу ехидный смех из-за витрины с шоколадными батончиками и от стойки с камерами – Лариска и Селезнёва только что видели короткометражку с моим очередным фиаско, и теперь надрывали животы.

Это что, карма за мой стёб над ними?

Тяжело вздыхаю, дожидаюсь, пока машина Филиппа не скроется из глаз, и выхожу на улицу.

И за что мне всё это...

2. Глава_2. Филипп.

Если Ад действительно существует, то дом моих родителей вполне можно рассматривать в качестве его филиала на земле. Они давно разошлись, но продолжают жить вместе: их развод держится в тайне, потому что отец не хочет поднимать шумиху в прессе. У них большой загородный дом, который они негласно поделили пополам – мать живёт в левом крыле, отец – в правом, и при этом они стараются не пересекаться даже в столовой. Но раз в две недели по выходным наша семья собирается вместе: родители, двое моих старших братьев и я – чтобы сделать вид, будто у нас всё в порядке.

Вот только это ложь чистой воды.

В нашей семье абсолютно все ненавидят друг друга: мы с братьями с самого детства не можем найти общий язык; с отцом я поругался, когда тот выставил меня за дверь, едва мне исполнилось восемнадцать – мол, я дал тебе всё, что мог, дальше крутись, как хочешь; мать его очень даже поддерживала, считая, что только так и становятся мужчинами – и в итоге оказалась права.

Вот только теперь они все мне были нужны, как собаке – пятая нога.

Мне пришлось перешагнуть через себя, чтобы выжить за порогом родительского дома и хоть чего-то добиться; общественность уверена, что я всем обязан своему отцу, и никогда не говорят о моём бизнесе отдельно от его бизнеса, и родитель поддерживает эту ложь каждый раз, когда мелькает перед прессой. Я постоянно злился, потому что он не приложил ни грамма усилий, чтобы помочь: мой бизнес стоит на моей крови – в буквальном смысле – и построен отнюдь не его руками.

Всякий раз, как я вижу родителей, внутри всплывает давняя обида, детские травмы после их развода – мы с братьями даже в расчёт никогда не брались – и вечная ненависть к противоположному полу: если родная мать способна бросить своего ребёнка, то девушкам подавно доверия нет. Конечно, я не вёл образ жизни отшельника, и женщины помогали скоротать вечера и ночи, но дольше пары дней я ни с кем не встречался.

Терпеть присутствие всех своих ненаглядных родственничков на территории столовой размером три на три метра – это моя личная разновидность пыток; а слушать их лживые речи о том, как они счастливы меня видеть, наступая при этом на глотку собственной неприязни или холодному безразличию, стало персональным наказанием.

Вот только где ж я так накосячил?..

– Как дела, сынок? – интересуется отец, вызывая на моём лице удивление.

– С чего такой интерес? Раньше тебе было всё равно, где я и с кем – почему теперь?

– Папа всего лишь хотел узнать, как ты, – елейно улыбается мать. – Ты мог бы пойти ему на встречу – в конце концов, мы желаем тебе только добра.

Перевожу взгляд с одного родителя на другого и подозрительно щурюсь – здесь явно что-то не так.

– В чём дело, Филиппок? – роняет смешок Матвей – старший из братьев. –  Неужели в такой день не можешь сменить тон?

Уже давно нужно что-то посильнее прозвища из детства, чтобы задеть меня, и всё же за напускным стёбом чувствуется нечто, известное всем, кроме меня.

Что за игру они затеяли?

Перевожу взгляд на Игоря – второго брата по старшинству – который продолжает хранить молчание, но при этом безуспешно пытается скрыть злорадную усмешку, и с каждой секундой я всё больше чувствую себя так, будто попал в змеиную яму.