Когда я вечером заметил это Стасу, он ухмыльнулся и сказал:

– Да, город у нас зелёный. Трава жёлтая, деревья тоже, а город зелёный.

В магазинах народу тоже было немного, очередей я не увидел. Наташа заметила, что снабжение не хуже, чем в Москве: свободно продаются сливочное масло, несколько сортов сыра, куры, свинина, говядина… Для большинства советских городов уже тогда сказочное изобилие. Стас сказал мне, что раньше было гораздо лучше: и осетрину с лососиной продавали, и красную икру в банках.

– Сейчас казашни до хрена стало, лезут в город всеми правдами и неправдами. Закупают всё баулами и развозят кто в Аральск, кто в Кызыл-Орду, да и по аулам…

Чтобы не быть нахлебниками у наших гостеприимных хозяев, мы перед возвращением домой накупили продуктов, сдобы к чаю и пошли на остановку. Автобусы ходили нечасто.

Но одна очередь мне запомнилась. Мы наткнулись на неё случайно, проходя мимо неприметной хрущёвки из белого силикатного кирпича. Очередь в два ряда опоясывала её по периметру и скрывалась в неприметном подвале без вывески. Стояли в основном гражданские. Народу в форме в ней было немного, но были. Только когда я увидел, как из подвала выходит немолодой гражданский, держа в руках две бутылки водки «Пшеничная», до меня дошло. Развязанная Горбачёвым антиалкогольная кампания в стране тогда была в самом разгаре. Талоны на водяру и прочую алкогольную продукцию ещё не ввели, но в руки давали не больше двух бутылок и максимально сократили количество торгующих алкоголем торговых точек. Как мне позже сказали, это была единственная точка на весь пятидесятитысячный город. Вскоре я увидел, как молоденький парень в погонах прапорщика, которому оставалось всего метров пять до входа в заветный подвал, вдруг резко ускорился и через пару секунд исчез за углом ближайшей пятиэтажки. Двум лейтенантам, стоявшим в 10 метрах от него, повезло меньше. К ним подошёл патруль во главе с капитаном с красными петлицами (что, скорее всего, означало, как мне потом объяснили, комендатуру) и двумя плечистыми солдатами славянского вида в панамах. Мы с Наташей стояли в трёх метрах от них и стали свидетелями интересного диалога.

– Товарищи офицеры, что вы делаете в рабочее время в военной форме в очереди в винный магазин?

– Товарищ капитан, у меня завтра день рождения, я отпросился со службы, чтобы приготовиться и купить всё нужное.

– Вы хотите сказать, что командир вас отпустил? В какой части вы служите?

– Ну да, отпустил.

– Мы должны выяснить, пройдёмте в пункт охраны общественного порядка, позвоним вашему командиру.

– Ну товарищ капитан! У нас очередь подходит! Опять потом стоять два часа.

– А меня не ебёт, – вежливо ответил капитан. – Пройдёмте со мной, живо!

И грустные лейтенанты, повесив носы, поплелись за патрулём. Когда я вечером рассказал Стасу этот прикол, он сказал:

– Попались хлопцы как кур в ощип. Их начальнику капитан позвонит, пусть попробуют номер не сказать. Начальник, естественно, отмажется, ему проблемы на хрен не упали, пацанам пришьют самовольное оставление части в рабочее время, и светит им трое суток ареста в офицерской гауптвахте, где соколики и справят день рождения. И как следствие – строгий выговор, хорошо если без занесения в учётную карточку, и лишение всех положенных премиальных в ближайший квартал…

И это всё за невинное желание купить четыре бутылки бухла на день рождения…

Ретроспектива 1. Из холостых студентов в женатые лейтенанты

1.2 Жена декабриста

Наташа была студенткой старательной, серьёзной и трудолюбивой. Она училась по специальности «пищевые концентраты», не прогуливала лекции, семинары и лабораторные работы, в просторечии – лабы, обладала дружелюбным и общительным характером, не чуралась подработок на кафедрах, которые, как правило, заключались в мытье полов в кабинетах и аудиториях. Этому была своя причина, о которой я позже узнал. Она была сирота. Папа – дипломатический работник низшего звена – умер, когда она училась во втором классе, после очередной командировки в Африку. Подцепил там какую-то болячку, а лечили не от того… Мама работала паспортисткой в отделении милиции за семьдесят пять рублей в месяц. Как они при этом выживали, вообще непонятно: я, получая стипуху и работая на кафедрах по НИРСу (научно-исследовательская работа студента), получал восемьдесят, а то и девяносто, когда все экзамены на пять сдавал.