– Галстук, – выдавил Штайнер.
Плевако оглянулся.
– Прошу прощения?
– Его галстук, – голос Штайнера стал громче. Он встал, ударил кулаками по столу и ткнул в меня пальцем. – Сегодня утром я звонил жене в отель, где она должна была остановиться. Она не ответила. А его галстук завязан так же, как она завязывает мой. Она называет это полуоткрытым лотосом.
Команда Плевако ахнула. Я посмотрел на свой галстук, затем на Штайнера, на Плевако и, наконец, на судью.
– Яков Борисович, вы предоставите все доказательства в установленной форме после заседания. Вы знаете процедуры, – сказала судья.
– Да, Ваша честь, – Плевако ухмылялся.
– И вы, Максим Владимирович, – в голосе судьи не осталось благосклонности. – Предлагаю повторно вызвать ответчика для заключительного заявления. И подготовьте доказательства в свою защиту, если они у вас есть. Вопрос вашего отстранения обсудим после суда.
Я сглотнул. Отстранение? Я взглянул на фотографию – я и Элеонора, вчера или, может, той ночью на прошлой неделе.
– Разрешите выругаться, Ваша честь?
Судья Лежнёва невозмутимо приподняла бровь.
– Отклонено.
Ну, блин.
***
За 43 часа до встречи
– Вчера завершилось громкое дело года: Георгий Штайнер против Элеоноры Штайнер. Но вместо того чтобы обсуждать, как фармацевтический магнат справится с потерями, общественность следит за Александровым Максимом Владимировичем, адвокатом, выигравшим дело для Элеоноры Штайнер. Александрова, которого называют рок-звездой юридического мира, самого угораздило вляпаться в скандал…
Я с раздражённым щелчком выключил телевизор и рухнул на диван. Телефон уже был на беззвучном режиме. Непринятых звонков всё больше, и теперь тишину квартиры нарушало только моё дыхание. Я не решался закрыть глаза: фотография – я и Элеонора – будто выжглась на внутренней стороне век, насмехаясь надо мной, иногда под аккомпанемент смеха Плевако.
Что хуже? То, что я сам себя подставил, или то, что Плевако вбил последний гвоздь в крышку моего гроба? Нет, никаких гробов. Я выберусь. Я переспал с клиенткой только после того, как дело было практически закрыто, а Элеонора с мужем уже месяцы жили раздельно. Не преступление же.
Стук в дверь. Я лёг на диван и накрыл голову подушкой.
– Максим Владимирович? Здравствуйте! У меня посылка, слишком большая для почтового ящика.
Файлы по делу Михайлова. Это казалось сюрреалистичным – кусочек жизни до того, как всплыли эти фотографии. Я со вздохом поднялся и распахнул дверь. Коридор ослепил вспышкой. Мужчина, явно не почтальон, опустил камеру. Рядом женщина в строгом брючном костюме сунула мне в лицо диктофон.
– Максим Владимирович, что вы можете сказать о Штайнер…
– Мне нечего сказать.
Я захлопнул дверь и прислонился к ней. Мне есть что сказать. Но фраза «к чёрту тебя и к чёрту Плевако» вряд ли понравится её боссам или СМИ.
***
За 12 часов до встречи
Я никогда не думал, что опущусь до того, чтобы красться в вестибюль своего дома посреди ночи за почтой. Ползу, как преступник. Согласно опросу, который я не хотел видеть, но случайно наткнулся, 46% респондентов теперь считали меня таковым.
Я ждал конверт с печатью суда. Вернувшись в квартиру, сел на диван, бумага уже намокла от пота на пальцах. Всё будет хорошо. Всё будет хорошо. Адвокатов лишали лицензии за серьёзные проступки – фальсификацию доказательств, мошенничество. Со мной такого не случится.
Я глубоко вдохнул, разорвал конверт и затаил дыхание, пока взгляд бегал по адресу, должности, официальной записке…
Статус адвоката приостановлен.
Дисквалификация на восемь месяцев. Маленькая часть меня, та, что всегда искала светлую сторону, шептала: отстранение – не лишение статуса, это временно, ты справишься. Но большая часть зациклилась на слове «приостановлен», пока оно не вытеснило фотографию на внутренней стороне век. Это было всё, о чём я мог думать, всё, что я видел, всё, чем я стал. Неудачник. Бесстыдник.