Если мы представляем, как мы устроены, и умеем это описать, то сводим к минимуму эти случайные метания. Я называю это внутренним картированием: зная, что в какой-то точке на моей карте находится спящий вулкан, а где-то в другом месте – дивный песчаный пляж, вряд ли я отправлюсь прямиком на вулкан, чтобы отдохнуть и восстановить силы. Не имея внутренней карты, мы постоянно рискуем оказаться не там, где хотелось бы, – или как минимум привыкаем ходить только проторенными дорожками, не зная, что рядом есть пути значительно удобнее и лучше.

Нас пугает неизвестная информация о себе, потому что кажется, что если бы она была чем-то хорошим, то мы давно бы это обнаружили. Но образ карты помогает увидеть, что это не так: если мы чего-то про себя не знаем, то просто этого не знаем, и это вполне может быть либо очень классным (как секретная лагуна, скрытая за горами), либо чем-то, на что мы не очень хотим смотреть. Однако не все готовы отправиться в путешествие с неизвестным финалом, особенно когда внутренние ресурсы ограниченны, – ведь потом придется иметь дело с тем, что ты найдешь в конце пути. Поэтому в каком-то смысле мы будем на этих страницах изучать занимательную телесную карту: открывать, как устроен наш собственный внутренний ландшафт и как в нем ориентироваться.

Недавно я слушала книгу о школьных стрелках. Некоторые из них испытали серьезные травмы в детстве. На перечислении симптомов ранних травм (гнев, депрессия, суицидальные мысли…) я понимаю, что мой ум затуманивается. Слова звучат плоско и повседневно. Гнев, депрессия… В какой момент это стало пустым звуком? Как получилось, что эти слова перестали для нас что-то значить?

Майкл Поллан, известный автор книг о питании, говорит о том, что «состав продукта должен быть понятен вашей бабушке»[3]. Я предлагаю поиграть в игру и сделать понятными распространенные фразы, диагнозы и слова, которыми мы часто бросаемся не раздумывая и которые уже настолько затерлись, что перестали вызывать какую-либо реакцию внутри. Сразу скажу, что мои варианты – это лишь описание единичных симптомов, а не всего явления, но я призываю хотя бы попробовать поиграть в словарик, чтобы найти формулировки, которые будут вызывать отклик. Это похоже на фантики от жвачки «Love is…», где любовь объяснялась при помощи простых картинок и надписей типа «Любовь – это… когда можно вместе молчать».

Например (список произвольный)[4]:

За любыми умными бестелесными словами стоит нечто ощутимое, чей-то непосредственный физический опыт. Чем ближе мы к нему подойдем, тем больше он нам откроется.

Как во многих методах самоисследования, я рекомендую вам вести записи по ходу чтения. Это помогает уму укорениться в наблюдении за телом и его внутренней реальностью и при этом скреплять эту реальность клеем своего восприятия. Наблюдение за телом – это такой же навык, как и любой другой. В какой-то момент вы заметите, что то, на что раньше уходило все ваше внимание, теперь происходит само собой, почти без вашего сознательного участия. Это также новый язык, живущий по правилам всех языков: мы осваиваем его с азов, прилагаем усилия, чтобы составлять простые фразы, но в какой-то момент можем забыть, что он нам не родной и что мы им раньше не владели.

Хорошо, если у вас есть возможность записывать все от руки, – пусть даже вы не планируете потом перечитывать свои заметки или оставлять их для потомков. Можете создать свою систему символов, которую никто, кроме вас, не понимает. Или можете, как я, писать очень мягким, похожим на кисточку маркером, который делает многие слова неразборчивыми. Почему-то меня это успокаивает. Дело в том, что, когда мы двигаем рукой, наше тело и сознание начинают работать в унисон и мы получаем возможность не только записать все необходимое, но и переварить какую-то его часть. Часто по ходу письма появляются мысли, которые невозможно уловить, если просто думать о своих наблюдениях.