Женевьева слегка покраснела после этих слов и невольно поёжилась, но быстро овладела собой и хихикнула, сочтя вопрос очень забавным.

– Они не огневики, так я им не по глазам.

– Гм, Женевьева, веди себя прилично не только в поступках, но и в словах, и мыслях. Поняла?

– Да, маман, – скорчила обиженную гримаску девушка.

– Так вот, сколько лет этим двум юношам?

– А, ммм.

– Не мычи, ты не горничная, отвечай прямо и честно.

– Наверное, столько же, сколько и мне.

– Боже! Всевышний услышал мои молитвы! – закатила глаза вверх дама, – ты не безнадёжна, дочь моя.

Женевьева покраснела ещё больше.

– И не красней так, у тебя очень тонкая белая кожа и любой румянец сразу же становится заметен на ней.

– Я не могу приказать это своему организму! – дерзко ответила девушка.

– Учись, – спокойно сказала мать, – учись, ты должна оставаться закрытой для всех и показывать только то, что хочешь сама, а не другие. Учись контролировать не только ум, но и тело. Иначе это может плохо кончится для тебя, дорогая.

– Я поняла, – тихо ответила девица и опустила глаза вниз. В этот момент подошёл официант и стал расставлять тарелки на столе. Как только он ушёл, разговор продолжился.

– Итак, обоим по шестнадцать лет или около того. Кто они, из каких семей и куда едут?

– Один гимназист, а другой…, другой, наверное, тоже.

– Гм, дочь моя, ты невозможна. Тут уж трудно не догадаться, ведь один из них одет в гимназическую форму какого-то губернского города, а другой… вряд ли сел с ним за один стол, если они не были знакомы. А сесть он мог только с человеком своего круга или близким к нему, хотя бы по образованию. Поэтому, судя по годам и поведению, он тоже гимназист, но другой гимназии, более элитарной, и оба окончили учебные заведения в этом году.

– Откуда ты это знаешь, маман?

– Они заказали разные блюда, это первым пришло мне на ум, но есть и другие признаки, о которых ты должна догадаться сама. Но ты не ответила на остальные мои вопросы.

– Из каких семей и куда едут?

– Да, умница, что слушаешь мать и запоминаешь, это важно.

– Оба едут в столицу, а семьи разные.

Дама, поднявшая было ложку жульена к губам, аккуратно опустила её обратно и, подхватив свежую хрустящую салфетку, лежащую рядом с тарелкой, прикрыла ей рот и от души рассмеялась.

– Ой, не могу, потрясающая дедукция! Дочь, ты бесподобна, ты произведешь фурор в учебном заведении своими умозаключениями. Берегись других девиц, они могут оказаться и поумнее тебя.

На этот раз Женевьева покраснела ещё больше, но не от смущения, а от гнева. Если бы её видели сейчас оба юноши, они залюбовались этой девочкой и влюбились в неё без памяти, так хороша она сейчас была. Глаза, горящие гневом, лучились чистым голубым огнём, тонкие брови изогнулись, став похожими на крылья хищной птицы, а всё лицо дышало огнём и пламенем.

– А ты хороша в гневе, – тут же заметила мать, – имей это в виду, пригодится. Мужчинами нужно уметь управлять, и не только любовью, но и гневом, среди них бывают и те, которым нравятся именно такие девушки, как ты сейчас.

Сдержав себя, девушка принялась молча поглощать суп, не глядя на мать. А та, видя, что дочь остыла, стала разбирать её ответ.

– Да, они оба едут столицу, иначе никогда не пошли бы в вагон-ресторан, он слишком дорогой для них, а юным организмам всё время хочется кушать. Они пришли сегодня и наверняка придут завтра. И мы придём тоже в это же время и вновь понаблюдаем за ними.

– Зачем? – коротко спросила девушка и вновь уткнулась в свою тарелку.

– Чтобы учить тебя, моя дорогая, как понимать людей. В поезде это делать лучше всего. Семьи у них действительно разные. У гордого юноши какие-то проблемы в семье, возможно, у него нет отца по какой-либо причине, или наоборот, он самый старший или самый младший в семье, на которого не хватает ни денег, ни внимания, но это, несомненно, так, а вот второй из вполне обеспеченной семьи, и он, скорее всего, дворянин. И дворянин тевтонский.