Перед уходом он сунулся в комнату Феди. Свет не горел. В углу на фоне мерцающего монитора торчал силуэт Федькиной головы в огромных игровых наушниках. Картинка на экране стремительно менялась, тихие щелчки джойстика шли непрерывно, будто передавая в неведомый центр сообщение морзянкой, и Антон тихо прикрыл дверь, решив не отвлекать парня. Этот день уже не спасти.

Молчаливый, на счастье Антона, таксист высадил их у дома Светы. Антон проводил глазами желтый седан – тот скрылся в арке, оставив недавних пассажиров в минорной тишине уснувшего осеннего двора. В свете тусклого фонаря поблескивала ветка каштана с поникшей листвой. При других обстоятельствах обстановка могла бы сойти за романтичную.

Антон не спешил входить в подъезд. Света смотрела на него, не решаясь задать вопрос.

Он стоял и не мог заставить себя сдвинуться с места. Все неправильно, и виной тому только он сам. Выходные псу под хвост, да еще завтра опять биться коленками по потолку купе очень комфортабельного двухэтажного поезда, будь он трижды неладен. Лучше уж всю ночь за рулем, в следующий раз он так и сделает. Зато привезет Иннокентия Федьке.

– Пойдем? – все же спросила робко Света и вжалась в воротник пальто.

Где-то в районе солнечного сплетения в Антоне закипала ярость.

– Ты этого хочешь? – осведомился он ледяным тоном.

– Конечно, – ответила Света.

– Зачем?

– «Зачем» что?

– Зачем тебе это нужно? Чтобы я сейчас поднялся, остался до утра? Бокал вина, двадцать минут натужной физкультуры – мы оба сделаем вид, что нам понравилось, душ, недолгий сон, утром ты принесешь мне кофе, а потом я приеду в ноябре. Зачем все это?

– Я тебя люблю, – рот Светы искривился, в голосе послышались подступающие слезы.

– Да брось! Как ты можешь меня любить, ты меня даже не знаешь! Что-то вбила себе в голову, и все не можешь перестать смотреть этот бездарный сериал, хотя знаешь, что закончится он плохо. Да уже закончился. Я по инерции прихожу, а ты по инерции ждешь. Света, разве это та жизнь, о которой ты мечтала? Ну я ладно, я ничего не теряю от этого дурацкого ежемесячного ритуала. Но ты же не живешь, ты только собираешься. А время уходит, Свет!

Она закрыла лицо руками и заплакала, не сдерживая себя, немного даже подвывая – незачем было сохранять лицо.

– Тебе двадцать семь лет, не успеешь оглянуться, будет тридцать семь! Сейчас все дороги открыты, ты молодая, красивая, и что? Что ты хоть делаешь все это время, пока меня нет?!

Света качала головой, не в силах произнести что-нибудь членораздельное.

– Я думала… – пролепетала она между всхлипами, – думала, когда ты стал водить меня к друзьям… что мы вышли на новый уровень…

– Твою мать! – Антон стукнул ладонью по металлической подъездной двери. Как он злился – не на нее, на себя.

Они постояли молча.

– Иди домой, Свет, – наконец, бесцветным голосом сказал он.

Она посмотрела на него огромными, умоляющими, покрасневшими от слез глазами.

– Это так больно… когда бросают, – пропищала она. – Если бы ты знал!

– Я знаю, – мягко сказал он и пошел прочь. – Прощай, Света.

***

Первое заседание комиссии Роспатента завершилось предсказуемо: рассмотрение отложили почти на два месяца. Юрист «Сладкой традиции» выступил в поддержку позиции, уже понятной из документов: использование «Новой Тулой» одноименного товарного знака препятствует компании из Санкт-Петербурга полноценно вести прибыльную деятельность под собственным брендом.

Ирина сообщила, что не признает доводы оппонента, но аргументы пока выдвигала осторожно. Для того чтобы сконцентрироваться на одной линии, нужно было тщательно выбрать самую перспективную и как следует укрепить ее доказательствами. Женя села так, чтобы не попадать в объектив камеры, и слушала, торопливо помечая ключевые тезисы в блокноте.