Нечего и говорить, что возможность обсудить дело с Антоном отпала сама собой. Весь этот ужасный субботний вечер Ирине стоило большого труда делать вид, что ничего не происходит. Обычно ее укоры в Антохин адрес по поводу Светы были отчасти шуточными, она жалела девушку, но снисходительно относилась к слабости старого друга. Сегодня же этот не отличающийся оригинальностью спектакль причинял ей физическую боль. Она то и дело находила поводы отлучиться в другую комнату и пробыть там так долго, как только позволяют приличия, стараясь ни на минуту не остаться с Антоном наедине.

***

Антон не мог отделаться от ощущения, хоть и не понимал его природы, будто что-то сегодня пошло не так. В конце концов он решил, что просто накрутил сам себя из-за Светки. Точнее, Светка тут, конечно, не виновата, а виноват он сам, что снова зачем-то привел ее с собой. Эта привычка незаметно сформировалась у него в последний год, или, может, чуть меньше. Ему стало сложно приходить к Ирине с Сашкой одному, он почему-то чувствовал себя словно сиротой, убогим страдальцем в счастливой семье друзей. Ему мерещилось (или нет?), что Ирина его жалеет, и это оказалось совершенно невыносимо. Что после переезда их тройственный союз дал трещину, и именно Антон стал неважной, несущественной частью, которая вот-вот окончательно отвалится.

Он терпеть не мог никакой глупой саморефлексии и тем более выяснения отношений, поэтому вместо того чтобы просто поговорить с Ириной или даже с Сашкой, трусливо прикрылся Светкой как щитом. Она совсем не годилась на эту роль, и сделалось только хуже.

Федька обожал Антона и, когда тот приезжал, всегда крутился поблизости, но сегодня, увидев Свету, он так явно расстроился, что всем стало неловко.

– Хоть бы Иннокентия привез, – буркнул он и протопал в свою комнату.

– В следующий раз приеду с ним на машине! – заискивающим тоном быстро, пока не закрылась дверь, пообещал Антон, глядя в удаляющуюся понурую спину.

Ирина была необычно молчаливой, и несколько раз Антон ловил на себе ее взгляд, в котором притаилось странное выражение. Конечно, она не в восторге от Светки, но никогда ее появление не отравляло обстановку так явно. Нет, дело должно быть в чем-то еще…

– Ты ничего не рассказываешь про работу, – предпринял он осторожную попытку разговорить Ирину.

– Давно не виделись, – ответила она своим обычным ровным тоном, – забывается, что интересного было. Но ничего глобального. Один обращается, когда уже поздно пить боржоми, но рассчитывает на чудесное спасение, другой клянется собрать документы к судебному заседанию, а в итоге это делаю я накануне ночью, потому что не только ничего не собрано, но и предупредить об этом меня никто не удосужился. И так далее. Все как всегда, в Питере разве не так?

– Так, конечно, – улыбнулся Антон. – А еще традиционно заговор всем мерещится: проиграли дело – судья непременно куплен, другие причины даже не рассматриваются. Что позиция была слабая, что договор следовало читать перед подписанием, а не когда вторая сторона пошла в суд, или, не дай бог, что клиент действительно неправ – это мы вообще сразу исключаем.

Тут почему-то глаза Ирины расширились и в них промелькнула едва ли не открытая неприязнь, но длилось это буквально секунду, и Антон снова решил, что ему показалось.

Так в каких-то недомолвках и неловкостях прошел вечер. Слава богу, хоть Сашка оставался самим собой, таким как всегда. Правда, он то и дело чихал и определенно предпочел бы поскорее лечь спать.

Нужно было прощаться. От мысли, что теперь он должен ехать к Свете и выполнять там обязательные скучные упражнения, на которые сегодня как никогда нет сил, Антон окончательно пришел в уныние.