– Публиус опасался заговора с целью заманить тебя в ловушку и убить на границе, – пояснил Просперо, разглаживая шелковую накидку поверх блестящей кольчуги и любуясь своей высокой гибкой фигурой в серебряном зеркале. – Вот почему он уговаривал тебя остаться в городе. Эти сомнения порождены твоими варварскими инстинктами. Пусть люди огрызаются! Наёмники за нас, и Чёрные Драконы, и каждый негодяй в Пуатене клянётся тебе в верности. Единственная опасность для тебя – покушение, но оно невозможно, ибо люди из императорских войск охраняют тебя днём и ночью. Чем ты там занимаешься?

– Картой, – с гордостью ответил Конан. – На дворцовых картах достоверно изображены страны юга, востока и запада, но на севере они расплывчаты и неточны. Я сам добавляю северные земли. Вот Киммерия, где я родился. И…

– Асгард и Ванахейм, – Просперо взглянул на карту. – Клянусь Митрой, я почти верил, что эти страны лишь легенды!

Конан свирепо ухмыльнулся, невольно коснувшись шрамов на своём смуглом лице. – Ты бы знал, что это не так, если бы провёл свою юность на северных границах Киммерии! Асгард находится к северу, а Ванахейм – к северо-западу от Киммерии, и на границах постоянно идут войны.

– Что за люди эти северяне? – поинтересовался Просперо.

– Высокие, светловолосые и голубоглазые. Их бог – Имир, ледяной исполин, и у каждого клана есть свой король. Они своенравны и свирепы. И способны сражаться целыми днями, пить эль и всю ночь горланить свои дикие песни.

– Тогда, я думаю, ты такой же, как они, – рассмеялся Просперо. – Ты много смеёшься, много пьёшь и горланишь залихватские песни; хотя я никогда не видел другого киммерийца, пьющего что-нибудь, кроме воды, или который хотя бы рассмеялся, либо запел что-то, кроме заунывных песнопений.

– Возможно, это влияние земли, на которой они живут, – объяснил король. – Более мрачной местности никогда не бывало – сплошь холмы, покрытые тёмными лесами, под почти извечно серыми небесами, с тоскливыми ветрами, стонущими в долинах.

– Неудивительно, что люди там становятся угрюмыми, – пожал плечами Просперо, думая о залитых солнцем равнинах и синих ленивых реках Пуатена, самой южной провинции Аквилонии.

– У них нет надежды ни здесь, ни в будущем, – ответил Конан. – Их боги – Кром и его мрачная раса, правящие бессолнечным местом вечного тумана, миром мёртвых. Митра! Образ жизни и верования асиров мне более по нраву.

– Что ж, – ухмыльнулся Просперо, – мрачные холмы Киммерии остались далеко позади. А теперь я ухожу. Я осушу за тебя кубок белого немедийского вина при дворе Нумы.

– Хорошо, – буркнул король, – но целуй танцовщиц Нумы только украдкой, не привлекая внимания и не смешивая это с государственными делами!

Его раскатистый смех последовал за выходящим из залы Просперо.

III

Под сводами пещер старинных пирамид,

свернувшись кольцами, Сет-повелитель спит;

Среди теней гробниц народ его зловещий по-прежнему скользит.

Из скрытых бездн, не ведающих солнца, я Слово оглашу,

Услышь меня, Чешуйчатый, сияющий! Молю я и дрожу!

– Пошли слугу мне ради излияния ненависти моей, прошу!

– Дорога Королей

Солнце садилось, ненадолго окрашивая зелень и дымчато-туманную синеву леса в золотистый цвет. Угасающие лучи светила поблескивали на толстой золотой цепи, которую Дион из Атталусса непрестанно покручивал в своей пухлой руке, сидя в пышущем буйством красок саду распустившихся бутонов и цветущих деревьев. Он поёрзал своим толстым телом на мраморном сиденье и украдкой огляделся, словно в поисках затаившегося врага. Вельможа находился в окружающей роще стройных деревьев, чьи переплетающиеся ветви отбрасывали на него густую тень. Неподалёку серебристо журчал фонтан, а другие невидимые фонтаны в разных уголках огромного сада выводили нескончаемую симфонию.