– Стража уже здесь, старый дурак! – бесцеремонно рявкнул Паллантидес, командир Чёрных Драконов, забыв в напряжённый момент о звании Публиуса. – Лучше прекрати свои кошачьи вопли и помоги нам перевязать раны короля. Он вот-вот истечёт кровью и умрёт.

– Да, да! – воскликнул Публиус, бывший человеком скорее планов, чем действий. – Необходимо перевязать его раны. Пошлите за каждым придворным лекарем! О, милорд, какой позор для города! Ты, похоже, чуть не до смерти истекаешь кровью?

– Вина! – выдохнул король с ложа, на которое его уложили. Царедворцы поднесли кубок к его окровавленным губам, и он выпил, как человек, полумёртвый от жажды.

– Хорошо! – проворчал Конан, откидываясь на спину. – Убийство – это проклятое иссушающее дело на износ.

Кровотечение удалось остановить, и врождённая жизненная сила варвара давала о себе знать.

– Сначала осмотрите рану от кинжала у меня в боку! – приказал он придворным лекарям. – Ринальдо записал мне там свою предсмертную песнь, а стилосом был кинжал!

– Нам давно следовало его повесить, – пробормотал Публиус. – Из поэтов ничего хорошего не выйдет… О, кто это?

Он нервно коснулся тела Аскаланте носком сандалии.

– Клянусь Митрой! – воскликнул командир. – Это Аскаланте, бывший граф из Туна! Какое дьявольское дело заставило его покинуть свои пустынные владения?

– Но почему он так жутко выглядит, а в глазах застыл невыразимый ужас? – прошептал Публиус, отстраняясь, его глаза расширились, а короткие волоски на затылке жирной шеи странно зашевелились. Остальные примолкли, поглядывая на мёртвого разбойника.

– Если бы вы все увидели то, что довелось мне с ним! – Грозно рыкнул король, садясь, несмотря на протесты лекарей, – то бы не удивлялись. Разрази вас гром, если вы сами взгляните на… – Он резко замолчал, разинув рот и бессмысленно указывая пальцем. Там, где издохло чудовище, его взору предстал лишь только голый пол.

– Кром! – выругался Конан. – Тварь снова растворилась в грязи, которая её породила!

– Король бредит, – прошептал один из дворян. Конан услышал это и разразился варварскими ругательствами.

– Клянусь Бадбом, Морриган, Махой и Немайн! – гневно выпалил варвар. – Я в здравом уме! Это было нечто среднее между стигийской мумией и бабуином. Оно влетело в дверь, и негодяи Аскаланте разбежались от неё. Тварь убила Аскаланте, который собирался проткнуть меня насквозь. Затем нечисть набросилась на меня, и я убил её – не знаю, как, потому что мой топор отскочил от бестии, как от камня. Но думаю, что к этому приложил руку мудрец Эпемитреус…

– Послушайте, он называет Эпемитреуса, умершего полторы тысячи лет назад! – зашептали друг другу царедворцы.

– Клянусь Имиром! – прогремел король. – Этой ночью я разговаривал с Эпемитреусом! Он призвал меня в моих снах, и я пошёл по чёрному каменному коридору, украшенному изображениями вытесанных древних богов, к каменной лестнице, на ступенях которой виднелись очертания Сета, пока не оказался в склепе и гробнице с вырезанным на ней Фениксом…

– Во имя Митры, милорд король, замолчи! – Возопил верховный жрец Митры, и лицо его стало пепельно-серым.

Конан вскинул голову, подобно льву, откидывающему назад гриву, и его голос звучал хрипло, как рычание разъярённого льва.

– Разве я раб, обязанный закрывать рот по твоему приказу?

– Нет, нет, милорд! – Верховный жрец дрожал, но не от страха перед королевским гневом. – Я не хотел никого обидеть. – Он склонил голову к королю и заговорил шёпотом, слышным лишь Конану.

– Милорд, это дело выходит за рамки людского понимания. Только узкому кругу жрецов ведомо про коридор из чёрного камня, вытесанный неизвестными руками в чёрном сердце горы Голамира, или об охраняемой Фениксом гробнице, где полторы тысячи лет назад был похоронен Эпемитреус. И с тех пор ни один живой человек не входил в туда, ибо избранные им жрецы, поместив мудреца в склеп, завалили внешний вход в коридор, дабы никто не мог его отыскать, и сегодня даже верховные жрецы не знают, где он находится. Только из уст в уста верховными жрецами немногим избранным это передаётся и ревностно охраняется – лишь ограниченный круг служителей Митры знает о месте упокоения Эпемитреуса в чёрном сердце Голамиры. Это одно из таинств, на которых зиждется культ Митры.