– Маньяка?! Это самосуд и превышение полномочий! Вы заковываете ни в чём невиновных людей в эти холодные металлические кандалы, кидаете их в автозак, как бешеных зверей и без суда и следствия причисляете их к уголовникам?! Где право на адвоката, где право на свободу личности?! Либо вы здесь все повально сумасшедшие, либо это просто какая-то дрянная мис-ти-фи-ка-ци-я!

Как и предвещал накануне Конте, никто не собирался выслушивать поучительных речей, и выступление писателя прервал шмыгающих носом Мерц, неизменно ловко демонстрирующий свой кольт:

– Угомонись, не то всажу тебе пулю между глаз, будешь тут умничать! Адвоката ему подавай!

Конте дёрнул Ташлена за рукав и тот сел на место, не теряя вида борца за справедливость и не сводя глаз с Лаваля, провоцируя его на диалог. Но мсье Лаваль продолжал игнорировать взбесившегося писателя, сосредоточив свой пристальный, хитроватый взгляд на комиссаре:

– Итак, – продолжил ехидничать брюнет, – начнём с вас, коллега. Может вам есть что нам рассказать перед тем, как мы сами об этом спросим?

– Итак, мсье Лаваль. – спокойным тоном начал Конте. – Во-первых, я очень польщён тем, что имею честь учувствовать в этой клоунаде. Во-вторых, моё удостоверение вон у того красавца с аллергией или простудой, а мой личный багаж, по-видимому, опечатан кем-то из тех суровых людей что дышат мне в затылок. В-третьих, это я должен задавать вам вопросы, а не вы мне.

Увидя понт Конте, Ташлен ещё больше воспрял, даже немного задрав нос к потолку, а Лаваль обратился к тихоне рядом:

– Так значит, комиссар Конте. Конте… Патрик, ты навёл справки об этом персонаже?

Патрик Крой, полноватый, но элегантно одетый мсье незамедлительно, подобно пишущей машинке, дал исчерпывающий ответ:

– Да, они всё подтвердили – комиссар Госс Конте, Париж, 18-й округ, 46-й участок. Сейчас находится в отпуске на время перевода в Ниццу на пост начальника Сюртэ.

Этот устный рапорт вызвал насмешку у Лаваля, и он саркастично оскалился:

– О, как интересно! Вроде какой-то рядовой легавый, а лицо знакомое. Одно знаю точно, что мы не пересекались ранее, если только он не бывший уголовник. Ладно, пока чёрт с ним, после разберёмся. Крой, ты ничего лишнего там не брякнул?

– Нет, только навёл справки и сразу прекратил разговор.

– Хорошо, Крой. Теперь разберёмся с другим персонажем. Может, он и вовсе у нас генералом окажется!

– О нём, как я уже вам говорил, ничтожно мало информации, мсье Лаваль. Его досье: Ташлен, Грегуар Морис Ташлен. Париж, улица Биянкур, 16, квартира 199. В тюрьме не сидел. На учёте в лечебнице не стоит. Безработный.

Последнее слово оказалось самым оскорбительным и заставило Грегуара снова соскочить с места:

– Я бы попросил, я не безработный! Я писатель! И к вашему сведению, состою в профсоюзе писателей Франции и ежеквартально делаю отчисления в пенсионный фонд!

– Но по факту, ничего конкретного, мсье Ташлен. – в привычной манере заткнул писателя за пояс Лаваль. – К тому же, вы забыли упомянуть, что стоите в очереди за пособиями по безработице, что должны вашей хозяйке мадам Фош 250 франков за право спать не под мостом и задолжали прачечной Дуката за стирку вашего исподнего ещё 140. Здесь одно из двух или два сразу – либо ваша писанина стоит дешевле туалетной бумаги, либо вы делаете вид, что вы что-то делаете, пропивая деньги налогоплательщиков.

Но Ташлен не собирался ретироваться, и продолжал наступление:

– Да вы наглец, что так легко ставите штампы на людей! Я не решаю проблемы выпивкой. Никогда! И своё исподнее я стираю сам, в прачечную сдаю лишь рубашки…

Теперь брюнет Лаваль повысил тон, вызверившись на писателе: