– Врут электронщики, что пылесосят всюду и каждый день. Ни черта не работают, сплошные профилактики устраивают по десять часов в сутки, да спирт казённый хлещут литрами. Какое литрами – вёдрами! Не зря Орало на квартальном собрании обещал их вывести на чистую воду.

– Магницкий! Русским языком тебе говорю: никогда не пугай девушку. Совсем отбился от рук! Раньше заглянешь в вашу комнату, а там уже шум стоит: товарищ Магницкий в белой рубашке при галстучке, с закатанными рукавами рвёт и мечет, рвёт и мечет, как безумный, распечатки программ. А теперь посмотришь – тишь да гладь.

Виктор приблизился вплотную, Пума встала, и они обнялись.

– Заглядывала сегодня?

– Конечно.

– Меня нет?

– Нет.

– Жалко?

– Просто ножом по сердцу, миленький. Опять кто-то шагает по коридору, если толкать вздумаешь, ради бога, не на дисковод – у меня там база данных крутится. Лучше в кресло, оно мягкое.

– В таком случае давай сядем: ты в кресло, я на стул рядом, и будем программировать что-нибудь полезное.

Они сели. Шаги стихли.

– Нет, я так не могу работать, – Пума вздохнула. – Не могу рядом с тобой работать. Не в состоянии.

– Кстати, знаешь, сегодня мне однокомнатную квартиру могут выделить. Сталинка в центре. Как раз сейчас профком решает этот вопрос – дать или не дать.

– Знаю, слышала. Дурачок ты, Витя, каких в мире нет. На профкоме решается вопрос, а он из-за шторы кукует.

– Комната большущая, потолки высокие, трёхметровые, балкончик красивый! Если дадут, давай устроим новоселье… вдвоём?

Забава вошёл и только после этого громко постучал.

– К вам можно? Разрешите обеспокоить?

– Ты как всегда: ни раньше ни позже.

– Извини, Виктор, на одну минутку.

– Опять вопрос жизни и смерти?

– Нет, квартирный вопрос всех поголовно испортил. Черкизов тебя кличет, он только что вернулся с профкома.

– И как там?

– Не знаю, говорю же, зовёт. Извините, девушка, у нас очень важные дела.

Хмурясь, будто не выспался, Черкизов ходил по коридору возле стенгазеты, нервно потирая руки.

– А, молодое дарование с аллеи талантов, слушай умопомрачительную новость. Профком царственно повелел выделить однокомнатную квартиру матери-одиночке системотехнику Жанне. На днях она выписалась из трёхкомнатной квартиры своей мамы и прописалась в общежитии. Таким образом создалась ещё одна суперльготная очередь матерей-одиночек-комсомолок бесквартирных. А ты только неженатый, бездетный, хороший товарищ и комсомолец. Возражения имеются?

– Нет, возражения отсутствуют. Мать-одиночка – звание для меня в принципе недостижимое.

– Вот именно, правильно мыслишь. К тому же вы данную однокомнатную квартиру превратите в разбойничий вертеп, пристанище разврата. Прозвучало такое мнение, крыть мне его было нечем: один шуры-муры прямо на работе разводит, другой в это время бегает в его комнату с девицей на обеденном перерыве, а люди всё видят, всё знают, и в нужный момент ставят вопрос ребром. Глубоко аморальная история. Так-то вот, товарищи комсомольцы и члены профсоюза, вам ещё работать и работать, над повышением своего нравственного уровня хотя бы…

– Хотя бы до уровня матери-одиночки. И матери её матери. Мать её!

– Точно.

– Значит, общага мне на роду по гроб жизни написана.

– А жаль всё же, – чмокнул Забава обиженно, – очень жаль. Зараза эта Вильгельмина Карловна, какую мину подложила, ай-яй-яй! Пока человек могилу её папеньке копал, глину кидал, надрывался, квартирку прямо из-под носа увела. Даже глазом моргнуть не успел! Обстряпала дельце по высшему классу! А так разобраться, семейственность она страшную развела на работе: папашу на кладбище отправила, дочку с внучкой в однокомнатную квартиру сбагрила и теперь одна в трёхкомнатной выходит замуж за молоденького мальчика.