Ариадна стояла, прижавшись к стене грота, затаив дыхание. Отвращение и ужас сковали ее. Это не была злоба. Это было процедурой. Сбор образцов. Каталогизация. Утилизация. Бесчеловечность процесса была страшнее любой жестокости. Оно просто делает свою работу, пронеслось в голове, и от этой мысли стало еще холоднее.

Щупальца втянулись, унося добычу в недра астероида. Шлюз сомкнулся с тихим хлюпающим звуком, скрыв звездную бездну. В гроте воцарилась тишина, нарушаемая лишь гулом и каплями слизи. Ариадна хотела бежать, но ее взгляд упал на то, что осталось на полу. Несколько полупрозрачных, быстро тающих чешуек и пятно темной, быстро испаряющейся жидкости. Все, что осталось от существа света. Мигрень сдавила виски.

Она выбралась из грота обратно в коридор, чувствуя себя оскверненной увиденным. Теперь каждый звук, каждый шорох казался предвестником нового ужаса. Она шла, стараясь держаться в тени выступов, ее ноги подкашивались от напряжения и страха. Костяной шип в ее руке казался жалкой зубочисткой против мощи Собирателя.

Впереди коридор снова сузился и раздвоился. Из левой ветви доносилось негромкое, но настойчивое царапание, как будто что-то скребло когтями по камню. Из правой – низкое, хриплое бормотание на незнакомом языке, прерываемое всхлипами. Ариадна замерла. Идти на звук – безумие. Но и стоять на месте – значит ждать возвращения шипящего чудовища или встречи с чем-то похуже.

Она выбрала правый коридор. Бормотание звучало… почти человечно. В нем была интонация, пусть и искаженная отчаянием. Возможно, другой пленник? Возможно, надежда на союз?

Коридор вел вниз, становясь сырее и темнее. Прожилки света здесь были тусклее, редкими островками в почти полной тьме. Запах гнили усиливался, смешиваясь с чем-то кислым, как уксус. Бормотание стало громче. Она различила отдельные слоги, но они не складывались в знакомые слова. Что-то вроде: "К'тхл… ф'нглуи… йа-йа… плач… всегда плач…"

Ариадна осторожно заглянула за поворот. Коридор заканчивался тупиком. В тупике стояла… клетка. Но не из металла. Она была сплетена из толстых, влажных корней или жил, которые пульсировали и медленно шевелились, как кишечник. Прутья были покрыты липкой слизью и острыми шипами. Внутри клетки, свернувшись калачиком на полу, сидело существо.

Его было трудно разглядеть в полумраке. Оно казалось гуманоидным, но непропорционально худым, с длинными, тонкими конечностями. Кожа (или что-то ее заменяющее) была серой, покрытой струпьями и язвами. Голова была большой, лысой, с огромными, совершенно черными глазами, лишенными белка и зрачка. Они были широко открыты и смотрели в никуда, отражая мерцающий свет стен. Рот был маленьким, безгубым щелевидным отверстием, из которого и лилось то самое бормотание, перемежаемое всхлипами. Существо обхватывало себя руками, его длинные пальцы с когтями впивались в собственную плоть, но, казалось, оно не чувствовало боли.

"Привет?" – прошептала Ариадна, замирая в нескольких шагах от клетки. – "Ты… ты меня понимаешь?"

Черные глаза медленно повернулись в ее сторону. Бормотание прекратилось. На мгновение воцарилась тишина, нарушаемая лишь гулом и всхлипами существа. Затем его рот искривился в нечто, отдаленно напоминающее улыбку, обнажая ряд мелких, острых зубов.

"Плач…" – прошипело оно. Голос был хриплым, скрипучим, как несмазанные шестерни. – "Все плачут… в Каменном Чреве…"

Ариадна сделала шаг ближе. "Каменное Чрево? Это… это место так называется?"

Существо кивнуло, его голова качнулась на тонкой шее. "Собиратель… он кормится… плачем… страхом…" Оно ткнуло длинным пальцем в свою грудь. "Голос… меня зовут Голос… или так было… когда помнил…"