. Следы ненавистного старого колледжа сохранялись до самого недавнего времени. Я помню, как работавший на полной ставке сотрудник библиотеки колледжа обходил читальный зал и хлопал по подошвам студентов, развалившихся на стульях и положивших ноги на стол, пока они не сядут (или, точнее, пока не проснутся) и не поставят ноги на пол.

От всех этих вещей удалось счастливо избавиться – и все-таки, как недавно написал капеллан одного колледжа, сегодняшние студенты, похоже, «хотят сохранить свою с трудом добытую автономию, при этом настаивая на том, чтобы учебные заведения взяли на себя моральную ответственность за их защиту от последствий этой автономии». Руководство колледжа отказалось от своей роли in loco parentis (в качестве родителей), но, когда случается беда, например, когда имеют место какие-нибудь экстремистские высказывания, его по-прежнему винят за то, что оно по-отечески не вмешалось в дело. А когда оно это делает, то скорее оказывает снисхождение. За исключением «точных» наук, академические провалы, в особенности в элитных колледжах, – редкость, а обман везде, кроме военных академий, как правило, считается мелким грехом.

3

Таким образом, культура колледжа претерпела множество глубоких изменений – некоторые из них происходили медленно, например появление предметов по выбору и отмена обязательного посещения церкви в конце XIX века, другие, наоборот, мгновенно, как, например, отказ от внутриуниверситетских прав в конце 1960-х. Происходили также и глубокие изменения того, что можно назвать «стилем обучения» в колледже. Культурный критик Карлин Романо, преподававший в нескольких колледжах, замечает, что многие студенты сегодня, если попросить их прочесть «книгу целиком, от начала до конца, воспримут это так, как если бы от любителя побегать трусцой потребовали без подготовки пробежать марафонскую дистанцию». Некоторые преподаватели сегодня решают эту проблему, собирая студентов на внеклассные занятия, чтобы читать длинные произведения, такие как «Потерянный рай» или «Улисс», вслух. Социолог Тим Клайдсдейл, преподающий в Колледже Нью-Джерси, говорит о «новой эпистемологии», подразумевая под этим, что студенты больше «не испытывают священного трепета перед учебным заведением и его преподавателями, не довольствуются получением образования посредством лекций и не уступают радостно преподавателям право решать, что именно им нужно знать». Сегодня они приходят, «прекрасно зная о том, что для любой позиции и любой претензии на знание можно найти свой авторитет, вследствие чего… [они] сомневаются (частным порядком) во всех наших утверждениях касательно истинности и важности той или иной вещи». Профессор английского языка из Гарварда Луис Менанд полагает, что преподавателям колледжа еще предстоит адаптировать их старую «линейную модель передачи знания – лекторский монолог, в котором одна-единственная линия мысли достигает интеллектуальной кульминации через пятьдесят минут, – для поколения студентов, которое привыкло иметь дело со множественными потоками информации в течение коротких промежутков времени»[29]. Несомненно, всегда есть разрыв между тем, что происходит в голове у студентов и преподавателей, и к тому времени, когда последние догонят первых, появляются новые студенты с новыми установками, так что цикл начинается заново. В 1960-х студенты обычно были левее преподавателей в том, что касалось социальных и политических вопросов. В 2010-е годы дело, скорее, обстоит наоборот.

Бывший президент Принстона Уильям Боуэн держит у себя на столе алебастровый календарь, на котором высечено высказывание натуралиста Джон Берроуза: «Времена всегда новые. Старые времена нам не удержать»