Женился его товарищ, детская дружба с которым со временем эволюционировала в приятельские отношения без обязательств, но не забылась совсем. Было все как обычно: красивая оттюнингованная невеста в белом платье, в фате, со «свадебной» прической и не просто так намечающимся животом; катание по городу на лимузине; гости, следовавшие за новобрачными на арендованных микроавтобусах; шампанское на траве у Медного всадника; чоканье опущенной на леске рюмкой с клювом Чижика-Пыжика; пожилые родственники из провинции и нарядные друзья-подруги, оценивающе поглядывающие друг на друга.

На общем фоне выделялась свидетельница в алом платье чуть ниже колен, высокая, стройная и смешливая. Ее симпатичному лицу смутно, как-то очень неявно недоставало симметрии, а идущая врукопашную с вечерним дресс-кодом альтернативная стрижка платиновых волос с выбритыми висками казалась просто данью все тем же вековым традициям, согласно которым первой красавицей на свадьбе полагалось быть невесте. Троцкому так не казалось, о чем он чуть было не сообщил свидетельнице, оказавшись рядом с ней, пока наемный фотограф устраивал молодым сессию на Троемостье. Фоном к снимкам служил храм Спас-на-Крови, построенный на том месте, где народоволец Гриневицкий смертельно ранил императора Александра Второго. Костас, издалека наблюдавший за работой фотографа, подумал вслух:

– Все равно что в Париже фоткаться на фоне гильотины…

– Точно, – услышал он приятный женский голос. – Тоже вспомнила эту историю с бомбой.

Повернув голову, Костас увидел свидетельницу.

– Привет, – солнечно улыбнулась ему девушка.

– Привет, – Троцкий протянул ей руку. – Костас… Ну, то есть Костя.

Свидетельница перехватила пластиковый бокал с шампанским в левую руку, освободившейся правой церемонно ответила на рукопожатие.

– Инга, – представилась она.

Ее рука была мягкой и горячей, а средний палец украшал перстень с белым коровьим черепом из серебристого металла. Перехватив взгляд Троцкого, девушка пояснила:

– Я не сатанистка, не бойся. Просто украшение такое, в свое время в Киеве купила. «Macabre Gadgets», они очень любят использовать инфернальные мотивы.

– Ага… – Троцкий сделал вид, будто что-то понял в последней фразе. – Ты только им, – он кивнул на жениха с невестой, – не говори про гильотину.

– Конечно, – снова улыбнулась Инга. – А ты почему не пьешь?

Испытывая вполне понятное, но обычно несвойственное ему смущение при разговоре с красивой девушкой, он пожал плечами.

– Если не пить на свадьбе, умрешь от скуки, – сказала Инга, протягивая ему свой бокал с искрящимися в лучах осеннего солнца пузырьками. – Угощайся, я не заразная.

– А если я?.. – спросил Костас, принимая бокал.

– Значит, вместе будем лечиться, – засмеялась девушка.

Морщась от ударивших в нос пузырьков, он подумал над тем, что могло означать или не означать это «вместе». Тут с моста закричала невеста, призывая свидетелей:

– Инга! Юра! Идите к нам! Будем фотографироваться!

– Зовут, – улыбнулась Инга, принимая обратно пустой бокал и поправляя ленту с надписью: «Свидетель». – Черт! С недавних пор совершенно не люблю фотографироваться… Но надо исполнять долг подружки невесты, раз назначили. Я пошла!

– Еще увидимся, – сказал Троцкий.

– Конечно! – и добавила, кажется, по-испански: – Адьос!

По дороге на Стрелку Васильевского Костас принялся выспрашивать у приятеля, оказавшегося с ним в одном микроавтобусе, знает ли он свидетельницу.

– Ставрогину? Да так, пару раз сидели в одной компании, – ответил тот. – Ты лучше у Захара спроси. Он вроде как ее бывший.

С Захаром Троцкий немного был знаком по работе. Он тоже служил в органах, потом со скандалом уволился и, как рассказали Костасу, открыл где-то в центре тематический бар или что-то такое. Сейчас он устроился на заднем сиденье этого же «транзита» с початой бутылкой водки в руках. Дружелюбно взглянув на подсевшего к нему Троцкого, он спросил: