Столица Финляндии негостеприимно встретила их ветром и косым дождем. Расположившись в кресле у окна туристического автобуса, Троцкий лениво, не стараясь что-то запомнить, слушал рассказ гида и разглядывал мокнущий Хельсинки. Аккуратные дома с большими окнами и щетками для обуви у дверей подъездов, голые деревья с облетевшей листвой, раскачивающиеся на волнах в гавани у Кауппатори катера, с которых рыбаки продавали свежую рыбу, позеленевший памятник Маннергейму и двадцать четыре тонны нержавеющей стали – монумент композитору Сибелиусу в виде органных труб в парке, дорожки которого усыпали ягоды рябины.

Из парка автобус повез их к Темппелиаукио, Церкви в Скале, чье название было гораздо грандиознее внешнего вида. Обычная для этих мест гранитная скала на окраине немолодого и чинного жилого квартала, в которой вырубили нужных размеров нишу, а сверху водрузили малоприметный стеклянный купол. Пока туристы упоенно фотографировали церковь, себя на ее фоне и шарили по сувенирным магазинам на первых этажах близлежащих зданий, Костас решил пройтись и размять ноги, рассудив, что без него не уедут. А если и уедут, дорогу к паромному терминалу он как-нибудь найдет. В крайнем случае поймает такси и скажет водителю: «Михаил Светлов, цигель-цигель».

Натянув на голову капюшон, он зашагал по бегущей с горы мощеной Фредрекинкату и скоро оказался перед расходящимся в стороны трапецией кирпичным домом. В витринах цокольного этажа висели выгоревшие постеры «HIM» и «Rasmus», по которым Троцкий опознал музыкальный магазин. Из его дверей вышла покупательница с плоским, квадратной формы полиэтиленовым пакетом с логотипом магазина в форме значка радиоактивной опасности. Костас посторонился, пропуская покупательницу, и вдруг с удивлением узнал лицо под выпущенным из-под воротника куртки капюшоном кенгурухи. Сделав шаг навстречу, он сказал неожиданно охрипшим голосом:

– Инга, привет.

Она остановилась, быстро стрельнула на него насмешливыми глазами и улыбнулась, узнав. Подошла ближе, и он почувствовал цитрусовый аромат ее парфюма.

– Костя? Печальный демон со свадьбы? Какими судьбами?

Лицо Инги было умиротворенным, словно она все утро занималась йогой.

– На пароме приплыл. А ты?

– Я тоже с парома! С «Принцессы Марии»! – засмеялась Инга. – Мир тесен! Ты чего хрипишь? Простыл?

– Нет, просто все утро молчал, горло заржавело… Это у тебя пластинки? – кивнул Троцкий на пакет в ее руках.

– Да, заказала через интернет две недели назад, сейчас заскочила выкупить. Жизнь была бы приятнее, если бы все, за что надо платить деньги, было бы таким же офигенным, как этот винил… У нас в Петербурге совсем с джаз-дилерами плохо. Те, что остались, ломят такие ценники…

– Слушаешь джаз?

– Не только, – пожала плечами Инга. – Я много чего слушаю… Да это и не джаз. «Jaga Jazzist» называются. Современные норвежские ребята, никакой архаики вроде Армстронга, прости, если святотатствую.

– Все нормально, я джаз слушаю, только когда сосед «Эрмитаж» включает. У нас в «панельке» такая слышимость… Все боюсь, что он своего сына учиться играть на трубе отдаст.

Инга провела ладонью по лицу, вытирая со лба и щек капли дождя.

– Прекрасная погодка, не правда ли?

– Ну да. Хотя нас везде на автобусе возят, – ответил Костас, – так что мне не страшно.

– Ты на этой экскурсии? – девушка прищурилась и показала рукой за спину Троцкого. – Которая у церкви? – она засмеялась, одновременно прикусывая нижнюю губу.

Троцкий, с трудом вырвавшись из капканов ее голубых глаз, поежился от показавшегося ему обидным смеха:

– Да. А что, не надо было?