– Можно! – с готовностью, согласилась Анфиса с любым вариантом, не разбираясь. Не то чтобы ей нравилось предложение Францевны, просто казалось неловким возражать, ей это было непринципиально. Имя свое она не любила и совершенно не понимала, почему ее так назвала мама, никогда в жизни ей не доводилось встречать свою теску.

На улице уже давно стемнело, когда бабушки перешли к просмотру фотографий, а «Фисочка» извлекла очередной альбом по архитектуре, и из него выпало на пол старое письмо в конверте без марки.

– Ой, письмо! Подписано 1929 годом…

– Дай-ка сюда, милая, – хозяйка протянула руку за письмом, как бы, не узнавая его. – Сейчас посмотрим. Она развернула всего одну страницу, в которой было не так много строк и начала читать вслух по французски.

– Как интересно! Вы знаете французский? – удивилась Анфиса.

– Конечно, как и твоя бабушка. Нас учили в детстве нескольким языкам, а там некоторые, по желаю, еще изучали язык самостоятельно. У меня был основной немецкий, и еще немного испанский и, конечно, французский. Его я утратила полностью, – рассказала хозяйка. – Я вспомнила! Это письмо принесла мне кухарка, которая помогала мне по хозяйству. Звали ее Ольга Кузьминична. Она не понимала по французски и вообще, была уже не молодая и боялась всего. Это письмо передали ей люди, приехавшие из Европы, дипломаты, еще до волны репрессий, но уже тогда было опасно поддерживать связи с людьми «оттуда». Всю свою жизнь она проработала у потомков известного в Санкт-Петербурге купца Бельского, то ли золотопромышленника, то ли он занимался чем-то еще, не помню. И в этом письме ее хозяйка просит поискать вещи в их старом доме, которые они спрятали, уезжая в Париж, и переправить им с тем господином, что привез письмо. Он приезжал на месяц. Ольга так испугалась, тем более в том доме, по ее рассказам, уже или была оборудована контора, или живут люди, а вещи уже, наверняка уже нашли. Она, конечно, ничего не собиралась искать, чтобы не накликать на себя беду, и просила меня сжечь это письмо. Почему я не сожгла? Наверное, по рассеянности. Не ожидала, что оно еще хранится. Прямо карта сокровищ! Хочешь, забери его. Кстати, я вам приготовила подарочки к Новому году.

– Зачем ты беспокоилась! Подарки совершенно излишни, неудобно, – засмущалась бабушка, но взяла из рук Лилии Францевны картонную коробочку, открыла ее и обнаружила там удивительную фарфоровую вазочку, воздушную, как из переплетающихся лент и цветов.

– Это еще моей бабушки. Очень хочу, чтобы ты хранила ее. Будешь смотреть, и вспоминать о своей подружке детства, – эти слова еще больше растрогали бабушку.

– Как будто без нее я тебя и не вспомню… – застеснявшись выступивших слез, нарочито ворчала Катя.

– А это Анфисочке, я заметила, тебе это понравилось, смотри, – и с нетерпением, с каким дарят подарки только люди широкой души, следила, как Анфиса открывает маленькую коробочку.

– Ах, это стрекоза! Спасибо! Как живая! – растерянно радовалась Анфиса и как будто ждала бабушкиного окрика: «Верни назад! Мы не можем это взять!», но Лиличка опередила Катю и сказала:

– Милые мои, у меня кроме вас никого нет. Доставьте мне удовольствие, возьмите это и еще ту стопочку книг, которая стоит у входа – я ее крепко связала бечевкой. Сколько мне осталось? Набегут псы, будут рвать и растаскивать… Хочу, чтобы вам досталось, на память. Как сил наберусь, оставлю на вас завещание, – и, переводя все в шутку, уже весело добавила.

– Я богатая невеста! Может, еще в жены возьмут, – и заколыхалась всем телом, утробно хихикая и, пытаясь разлить по бокалам остатки вина.