– Так говори наконец. Что стряслось?

– Аничка, я гналась… Ты понимаешь, шла тут у вас в соседних дворах и вдруг вижу, что-то шевелится, у подвального окна. Смотрю – кошка пробирается… Кошка! Кошка, Аничка!

– Кошка? – Аня удивлённо дрогнула бровями. – Да уж, давно не вижу, с месяц. Если только домашние у кого остались. Диких всех уже… того…

– Эта, знаешь, серенькая такая, обычная… Хотела её подманить… кис-кис, говорю, подбираюсь тихонько… а она учуяла… заметалась… Я за ней, думала в угол её загнать и… господи-боже… прижать… ой… Уже шёрстки коснулась, чуть-чуть не схватила, а она как-то… из рук выскользнула и бежать, из одного двора в другой. Я за ней… Бог знает, сколько дворов за ней… как умалишённая… Там, где световой колодец у вас, щелью, опять уж в руках, казалось, была – я хребет её костлявенький рукой тронула, позвоночки… И вдруг раз – и нет ничего… Куда она подевалась, так и не поняла…

– Не поймала.

– Не поймала.

Сёстры посмотрели друг на друга.

– Жалеешь, что упустила?

– Нет! Господи! Нет, Аничка… На себя удивляюсь… прямо в голове помутилось…

– Ну и хорошо, что не поймала. Что бы с ней делать-то… разве ты бы?..

– Нет! – Юлька замотала головой. – Нет… Даже не представляю.

– Ну, я бы тоже не могла, – решительно заключила Аня. – Ну и нечего попусту переживать. Всё к лучшему. Сейчас вскипит, надо девочкам поесть сварить… Знаешь, а мне сегодня у Сытного рынка песок за манную крупу всучили.

– Песок? Куда же ты смотрела? Как это всучили?

– Да так. Женщина показалась приличной. Восемьдесят рублей просила. В парадную завела, кулёк свой раскрыла. Я даже пальцем на язык попробовала. Вообразила уже манную кашу – беленькую, как до войны, аж слюну сглотнула. На неделю, думала, растянем, девчонкам счастье будет. А дома открываю – сверху и правда манная была, тонким слоем, а под ней опилки и песок для веса. Счастье, что не высыпала разом, а развернула – всё слоями осталось. Песок отделила, опилки в воде всплыли…

– Надула… вот мерзавка… В милицию заявила?

– Угу, сейчас. Скажут, участие в спекуляции. Пусть уж пан Бог её, бесстыжую, накажет за подлость… Ну да ладно. Вместо каши похлёбку сделаю, суп пожиже. А деньги что – кому они сейчас нужны.

– Аничка, – спохватилась Юлька, – а я же тебе тут принесла кое-что, смотри, – она пошарила в карманах, извлекая кулёчки серой бумаги. – У нас есть знакомая фармацевт, выменяла у неё на хлеб. Это таблеточки сладкие, но на крайний случай, Аничка, когда сознание теряется. С витаминками. Даже половинками можно, поняла? Поможет быстро. Вот пакет ещё, травки сушёные, это как чай хорошо. И ещё вот хлеба, сколько получилось…

– Ох… хлеб?! Матка бозка… хлеб… Спасибо, Юлька… Как же вы с Аликом, Яша?

– Аничка, какая я дура! Я же главное не сказала, мелю всякую ерунду… как в тумане. Аничка, вот что, слушай, – Юлька села прямее, её тёмно-карие глаза тревожно засверкали на сухом пергаменте лица. – Яша мой – едет. На фронт. Мы с Аликом – в эвакуацию, вместе со всеми Уманскими – родители Яшины, сестра с сыном, дедушка… Яша всё устроил. Завтра отправление самолётом. Я уже карточки получила и предписание.

Аня бросила возиться с кастрюлей, опустилась на диван. Это новость так новость… Отозвалась медленным эхом:

– На фронт… эвакуация… Так. А куда?

– Конечным пунктом указан Барнаул, а как уж там будет…

– Барнаул? Матка бозка… где это, что это?

– Город… ну, в общем, далеко, Аничка… очень. Я тоже не знаю, Яша мне по старой дореволюционной карте показывал. Географию я всегда плохо знала. Где-то в Сибири, река Обь. Алтай.

– Алтай… а это что? У меня с географией уж совсем плохо…