Аня не сразу мысленно вспомнила: их старшенькую, весёлую ласковую Мирочку, Пётр записал как Эльмиру – подразумевалась «электрификация мира», а младшего задиру-командира Ромку – Ротмир… Красный, значит, мир.

– Может, ещё поменяешь, пока она малявка?

– Как я могу? Паша назвал, его отцовское право. Не до того теперь, Лида.

Войдя в свою комнату, Аня обомлела: соседка Серафима Андреевна, которой были поручены дети, – на коленях, отставив внушительный зад, возилась, пыхтя, на полу за комодом. В углу комнаты, на корточках лицом к стене, сложившись в три погибели, копошился костлявый носатый соседкин муж Сергей. Тревожный вопрос, для которого Аня открыла было рот, застрял в горле: в глаза ей бросился портновский сантиметр, проложенный по плинтусу пола. Один конец держал соседкин муж, второй исчезал за комодом.

Аня со стуком поставила сумку на стул у двери и стала расстёгивать пальто. Серафима шустро поднялась из-за комода и сунулась к ней, закрывая собою обзор:

– Анечка, ну наконец-то! Что ж так долго? Мы уж тут с Сергеем так и сяк думали… Девочки спят, накормлены – молочко с булочками, малышке кашка… Жаль, конечно, что молоко пропало у тебя. Лучше грудного молока для ребятёнка нету.

Обсуждать не стану, подумала Аня. Странно было бы, если бы молоко НЕ пропало при таких событиях.

– Уложили обеих. Всё хорошо, всё хорошо, – успокоительно приговаривала смущённая Серафима.

– Спасибо вам, Серафима Андревна. Очередь была, людей много. Вот отстояла… сколько? Два часа, кажется. Лида так и все пять.

– Узнали что-нибудь? Ошибка, должно быть, какая-то.

Серафима зорко вгляделась в Анино лицо. Нет, подумала та, и это обсуждать только с Лидой буду…

– Два слова только сказали. В щёлку. Что следствие ведётся.

Хлопнула входная дверь. Аня выглянула:

– Паша пришёл.

– Ой, ну не будем вам мешать, – сразу подхватилась Серафима. – Мы пойдём с Серёжей, а ты корми мужа, Анечка.

Соседи поспешно удалились.

Аня вышла навстречу хмурому, встревоженному Павлу. Только вернувшись в комнату, заговорили:

– Ну что?

Аня плотно прикрыла дверь и прошептала коротко свой отчёт о Лидиных известиях. Павел бросил на диван портфель, раздумчиво постоял посреди комнаты, потирая затылок. Аня с надеждой и вопросом глядела на него.

– Что девочки? – спросил Павел.

– Спят. Пойдём поглядим, я сама только вошла.

Они прошли за шкаф. Старшая Нинель спала в обнимку с большой куклой, собственнически обхватив её рукой. Бровки нахмуренные, губки надутые. Аня осторожно вынула куклу.

Рыженькая Дора, наоборот, спала раскинувшись и улыбалась. Павел укрыл дочь и не удержался чмокнуть пяточку.

– Чистый мальчишка, – сказал удовлетворённо. Аня печально хмыкнула:

– Ну, наверное, чует, что ты сына хотел.

Наглядевшись на эту благостную мирную картину, вышли к столу, Аня собрала ужин, и только тогда вполголоса начался настоящий разговор.

– Паша, знаешь, что тут Серафима со своим Сергеем делали, когда я пришла? Обмеряли нашу комнату.

– Та-а-к… – протянул Павел. – Рассчитывают получить. Что ты им сказала?

– Ничего. Зачем я слушать стану, как они выворачиваться будут.

– Уверены, значит, что и меня тоже… Аня, послушай. Я тут посоветовался с надёжными людьми. Надо сделать упреждающий шаг. Мне надо пойти в свой партком и признаться.

– Признаться? В чём?!

– В связи с врагами народа. Мол, проглядел. Не проявил бдительности. Покаяться. Осудить.

– Кого… Петю и Феликса?! О-су-дить? Ты же знаешь, что они ни в чём не виноваты! Что они никакие не враги! Ты должен ЭТО сказать. Что ты их пять лет знаешь как безупречных твёрдых коммунистов-ленинцев. Что Петя работал на коллективизации… ты сам знаешь все эти ужасы, как он едва жив остался, как за ним охотились кулаки… голову активиста ему подбросили… Что Феликс ценный специалист! Они эти… телевизоры разрабатывают! А что он границу перешёл – что в том? Он же сюда рвался, в СССР… мог бы там оставаться…