Яся стерла цветочек, нарисовала лохматую тучку.

– Вы с ним знакомы были?

Из тучки закапал косой дождик.

– Он тебя бросил?

По белому блюдцу запорхали оранжевые снежинки.

– Ты его?

Лешак сгрузила гренки на тарелку, посолила, присыпала тертым сыром. Под сковородой с омлетом огонь уменьшила. Сказала мягко, чуть насмешливо:

– А теперь, когда девчонку рядом увидела, снова к нему хочешь?

Полянская сбросила приправы в раковину, помыла блюдце, медленно вытерла руки полотенцем. Посмотрела очень прямо, ответила очень тихо:

– «Снова» не бывает, Зоря, не верю я в такое. И непростая это девчонка, что для нас, что для него. И сама девчонка в том не виновата. – Яся помолчала и спросила уже привычно-ласково:

– Лучше ты мне другое скажи. Кто с Огняной о снах поговорит? Нам повезло, что ночь спокойная была. А как тебе сегодня покажут? Зачем её пугать?

– Пугать? – хмыкнула Лешак, доставая вилки. – Душегубку? Ясь, ты что! Она сама кого хочешь напугает. А скажи, неглупая вроде девчонка? Даром, что ратная.

Рыжая усмехнулась и спросила странным голосом:

– Да кто ж тебе сказал, Зорюш, что ратные – ребята глупые? Чай, чтоб дружинами командовать и в боях побеждать, разум совсем не лишний.

– Так то воеводы, что приказы отдают, – Лешак махнула ножом в сторону окна, – а остальные – мелочевка медная. Упал, отжался, подрался. Не смотри на меня сурово так, птица моя, расскажу я ей про сны наши любимые, расскажу. И постараюсь поласковей. Ну что, тарелки – твои, сковорода – моя, пошагали?

Решетовская лежала на своей койке поверх одеяла, уставив глаза в потолок. Зоряна с Ясной расставили тарелки, разделили омлет, насыпали корма Воробью. Огняна не шевельнулась. Попугай окинул ведьм недовольным взглядом и продолжил долбить клювом раму.

– Садись завтракать, ратная, – вздохнула Зоря, покосившись на безучастную Решетовскую.

Огняна не ответила. Даже, кажется, лишний раз не моргнула.

– Яичница, – как-то чересчур радостно сообщила Ясна. – С сыром, ветчиной и зеленью.

На лице душегубки не дрогнула ни одна черта. Зоряна взмахом руки остановила подругу от попыток разговорить их новую соседку. Головой помотала – не трожь, мол, сама встанет.

Но Огняна не встала – ни пока ведьмы ели, ни когда унесли посуду на кухню, ни когда опять вернулись в комнату. Полянская, не выдержав, села на краешек провисшей койки, протянула руку.

– Огнян, совсем плохо, да?

Дотянуться, куда собиралась, Ясна не успела. Твёрдые пальцы сжали её ладонь с неожиданной силой. Полянская трепыхнулась, попыталась освободиться, да тщетно. Огняна – собранная, напряженная, яростная – села на кровати, ухитрившись при этом не дёрнуть ни саму Ясю, ни её руку.

– Мне нельзя тебя убивать, – злобно зашипела Решетовская. – Но если хочешь ходить с целыми пальцами, никогда со мной больше не заговаривай и не касайся меня. Предательница.

И отшвырнула от себя руку побелевшей Ясны, точно гадюку. Рыжая замерла, дышать перестала. Попугай бросил раму, немедля перелетел поближе к Решетовской и наставил на неё клюв. Огняна окинула всех недобрым взглядом, хмыкнула.

– Значит, не получится у нас по-хорошему, Огняна Елизаровна, – протянула Лешак, возвращая на стол нож, в который вцепилась, лишь только душегубка подала голос.

– Получится, – отрезала Огняна, не сводя взгляда с предательницы. – Обе меня не трогайте – и все хорошо будет.

– Спаси Жива тебя тронуть, княжна ратная, – вскинула брови старшая ведьма. Подошла к койке, заговорила нараспев, насмешливо:

– Как решишь на Ясну косой взгляд бросить, ты вспомни – я здесь за двадцать загубленных душ, среди которых трое деточек было. Поверь, тебя извести не погнушаюсь, отребье мелкое.