– Мне 34…

– Не важно, все равно мальчик, раз вас можно прельстить такими пустяками, как кулинарные галлюцинации. Ведь по факту едите вы все равно солянку из квашеной капусты, а не седло барашка, и не черную икру. Я не буду вводить вас в курс всего того, с чем вы тут столкнетесь. Ответьте мне только, зачем, ну зачем вы проявили творческую инициативу?

– Понимаете, – я вдруг ощутил горячее желание рассказать ему всё. – Я хотел дойти до башенки, а в итоге попал в приемную к Будулаеву. Надо было как-то выпутываться.

– Что вам нужно в башенке?

– Ничего не нужно. Просто я вижу ее каждый раз по пути из общаги в Институт. И мне стало любопытно. Какая она? Что там внутри? Вид из окна. Как выглядит озеро с ее высоты? Скрипят ли половицы…

– Забудьте, – строго сказал Ельшинский. – Половицы не скрипят. Их в башенке нет. Забудьте, дуралей, начисто забудьте о башенке. Считайте, что это – запретная комната в сказке про Синюю Бороду. И вам нельзя туда ни под каким соусом.

– То есть Вы тоже не советуете мне ходить вверх?

– Вверх? Ни в коем случае! Что же нам теперь делать с этим факсимильным идиотизмом?

– «Идиотизмом», Всеволод Родионович, ни в коем случае нельзя называть распоряжение руководства, – в «дупле» возник молью траченный детина. В руке он держал металлическую хреновину.

– Это, твоя, Марк, тактика, во всем поддакивать наверху, – Ельшинский опять начал закипать. – Твоя, Марк, твоя тактика!

– Моя, моя тактика, – детина помахивал предметом. – И эта моя тактика – гораздо действеннее твоей, Сева! Потому что я не отбрыкиваюсь от бумажек, но при этом имею возможность работать и делать что-то путное последние 50 лет.

– Рабов! Рабов ты используешь, Марк! Бесчисленное количество рабов! «Прочий №243»? Выблер в официальном приказе?

– И выблер, и 243… – детине явно нравилась амплитуда, с которой раскачивался металлический предмет. – Оцените, им драться хорошо в ближнем бою! И будет в приказе выблер №244, №245, и выблер №246, и так далее по списку. Потому что мое драгоценное время я тратить на документооборот не могу, а распоряжения руководства надо выполнять неукоснительно. Неукоснительно, понимаешь? И меня никто не спрашивает, сколько именно выблеров мне для этого понадобится.

– Драться хорошо, наверное, а что это? – поинтересовался я.

– Это, юноша, зонд. Пора бы знать. Не все же искать дверь в столовую, да диски извлекать неправильно.

– Так это вы приходите с флэшкой?

– Ой, не надо, – осклабился детина. – Кому нужна информация с сервера и что, собственно, такого у вас хранится? Все, что мне нужно для работы, у меня есть. Все секреты Когевского Эллипса, известные в Институте, стали известны благодаря мне. Морских коньков не люблю. Зонд, юноша. Там же черным по белому на фирменном бланке напечатано «Зондирование и жостинг». К зондированию можно приступить прямо сейчас, а теперь просветите нас с Севой по поводу «жостинга». Пока Стелла Анатольевна, скрипя профилем, не пришла.

Но она не пришла.

§§§

Стелла Анатольевна не пришла. Внутренний телефон не звонил.

Я получил интуитивный вызов, приглашение зайти.

Открыл дверь из «дупла» в коридор и очутился в зале необозримых размеров с готическими сводами. Зале, тесно заставленном до потолка металлическими стеллажами, заполненными аккуратными аллеями папок. Все папки были пронумерованы, промаркированы, носили одинаковые серые обложки. Почему папки носили обложки?

Я вдруг понял, кого мне напоминает Стелла Анатольевна. Она была такой же плотной канцелярской папкой в своей серой обложке – вязаном кардигане.

Стелла Анатольевна мерно печатала на машинке 70-х годов за высокой антикварной колонкой. В аквариуме, чуть освещенная сверху, плавала плоская серая рыба, безжизненная как лист приказа на фирменном бланке Института.