– Розовая обложка. Цветы. Слёзы. Что это за чушь?

– Роман, – парирую, не глядя на него. – Не всем нужно компенсировать пустоту внутри стрельбой и мотоциклами.

Он резко поднимает голову. Его взгляд – острый, режущий. Брови чуть сдвинуты, челюсть напряжена.

– Ты правда всё это проглатываешь? Или это просто образ?

Дышу часто. Пальцы дрожат. Он задел что-то настоящее, слишком личное. Но я не дам ему победу.

– Читаю. Думаю. Чувствую. Ты пробовал хотя бы один из этих глаголов на себе?

Он хмыкает, вскидывая одну бровь. Опирается локтем на колено, и в этой позе есть что-то лениво-театральное.

– Потрясающе. Споришь как школьная заучка.

– Лучше быть заучкой, чем пустым местом, – выпаливаю, даже не осознавая, что сказала это вслух. Сжимаю нож в ладони – нож для вскрытия конвертов, которым только что резала упаковку. Ладонь побелела, костяшки выгнулись, будто от боли. Но я не отпускаю.

Он замолкает. Смотрит на меня пару секунд, как будто впервые видит. И что-то в его взгляде чуть меняется. Не сарказм, не презрение. Удивление? Или интерес?

Я не разбираю.

– Слушай, тебе не идёт злость. Ладно… – Он протягивает руку. – Давай, перемирие. Я помогаю – ты не убиваешь меня этим ножом.

Смотрю на его руку. На обломанные ногти, на тонкие жилки. На эти глаза, зелёные и хитрые. И понимаю – он из тех, кто делает больно, а потом смеётся.

Я всё же подаю руку.

– Перемирие. Но если снова полезешь с язвами – нож всё ещё при мне.

Он хмыкает:

– Справедливо.

Спустя час мы продолжаем расставлять книги по полкам. Держу в руках книгу и смотрю на пол, где лежат остальные, тщательно отсортированные по жанру и алфавиту. Ник стоит в стороне, лениво опираясь на один из стеллажей, будто не знает, что делать дальше, ковыряя пальцем в углу обложки книги, которую, по всей видимости, он не собирается читать.

– Литературная классика на вторую полку снизу, современные романы – на верхнюю, а детективы туда, где табличка, видишь? – указываю рукой, не отрываясь от коробки.

– Ты уверена, что у тебя в голове не встроенный Dewey Decimal System? – фыркает он, поднимая бровь. – Я знаю это. Логика у меня не хуже.

Я резко поворачиваюсь к нему:

– Ник, это не твой гараж. Это магазин. Я тут всё организовала, и если ты будешь делать как попало, мне потом всё переделывать.

Он усмехается, но на мгновение замирает. Его глаза чуть прищуриваются, как будто он готов ответить что-то остроумное, но вдруг меняет решение. Потом, не говоря ни слова, начинает ставить книги именно туда, куда я сказала.

Подаю ему одну за другой, он ловко расставляет их на полки, даже на самые верхние, куда я едва дотягиваюсь с лестницей. Он просто встает на носки, тянется вверх. Его плечи двигаются спокойно, мышцы под футболкой едва заметно напрягаются, и мне становится неприятно от того, как легко у него всё получается.

Я не могу не заметить, насколько он высокий и сильный. И как, несмотря на всю свою показную лень, он делает всё быстро и точно, будто знает, что делает, просто притворяется, что ему всё равно.

Смотрю, как его пальцы скользят по корешкам книг, и в груди сдавливает. Мы с бабушкой вдвоём никогда не могли бы так просто справиться. У нас всегда уходило полдня только на верхние ряды. Это её магазин. Наш магазин. А теперь всё на мне.

Мысли о бабушке тут же наполняют меня тревогой. Вытираю ладони об одежду и достаю телефон, чувствуя, как экран дрожит в пальцах.

– Иногда мне хочется взять одну из этих книжных полок с собой, – говорю я, задумчиво смотря в телефон. – Знаешь, просто… чтобы он был рядом.

Ник смотрит на меня с полуприщуром:

– Магазин?

Я киваю, не поднимая глаз: