– Ба! – я быстро подхожу, кладу холодное полотенце ей на шею, обхватываю её руку. Она едва реагирует, только слабо сжимает мои пальцы.

Теперь я больше не жду. Хватаю телефон и звоню 911.

– Мне нужна помощь! – голос дрожит, но я стараюсь говорить чётко. – Моей бабушке очень плохо, она ослабла, у неё проблемы с дыханием, и она почти не реагирует! Магазин Holloway Books, 214 Мэйн-стрит, Эшфилд!

– Оставайтесь с ней, скорая уже в пути, – отвечает оператор, и я киваю, хотя он меня не видит.

Опускаюсь на колени перед бабушкой, держу её за руку. Она открывает глаза, смотрит на меня, и в её взгляде читается спокойствие, но и усталость.

– Всё будет хорошо, – шепчу я, больше для себя, чем для неё.

Вдалеке слышится сирена скорой помощи. Я замираю, сдерживая дыхание, а сердце колотится так, что кажется, его слышно в тишине магазина. Ладони мокрые, пальцы дрожат, но я не ослабляю хватку, сжимая руку бабушки. Закрываю глаза на мгновение, повторяя про себя одну и ту же мысль: пожалуйста, пусть они успеют, пусть всё будет хорошо.

Сирена скорой помощи становится всё громче, разрывая тишину резкими, пронзительными звуками. Кажется, будто этот звук давит на грудь, заставляя сердце биться быстрее. Он отражается от стен магазина, заполняя всё пространство тревожной волной. Я сижу на коленях перед бабушкой, сжимаю её руку и пытаюсь сохранять спокойствие, но внутри всё сжимается от страха. Она едва держится, её веки дрожат, дыхание прерывистое.

– Ба, держись… Пожалуйста, – шепчу я, сжимая её пальцы чуть крепче, будто это поможет удержать её здесь, со мной.

В дверь врывается двое медиков в форме. Один из них – мужчина лет сорока с короткими тёмными волосами, второй – молодая женщина с русыми волосами, собранными в хвост. Они быстро оценивают ситуацию.

– Что случилось? – спрашивает мужчина, уже наклоняясь к бабушке.

– Она… Она сказала, что ей… ей жарко, но потом… потом вдруг ей стало хуже. Она задыхалась… я… я не знала, что делать! Она почти не двигается, её дыхание… – слова путаются в горле, а я чувствую, как паника душит меня. – Пожалуйста, помогите ей!

– Всё будет хорошо, – уверенно отвечает медик и тут же достаёт стетоскоп, прижимая его к груди бабушки. – Давление низкое. Пульс слабый. Подготовьте носилки!

Вторая медик уже ставит датчик пульсоксиметра на палец бабушки и настраивает кислородную маску.

– Мэм, вы меня слышите? – тихо, но настойчиво говорит она, похлопывая бабушку по руке.

Бабушка слабо приоткрывает глаза и шепчет:

– Лили…

Сжимаю её руку сильнее.

– Я здесь. Всё будет хорошо. Ты услышала? Они помогут тебе.

– Ты всегда была такой заботливой, Лилиан, – её голос почти неразличим, но я слышу его. – Прости… если я оставлю тебя одну…

В груди сжимается что-то острое, дыхание застревает в горле. Мир вокруг будто исчезает. По спине пробегает холодок, пальцы немеют, но я не позволяю себе разжать её руку. Нет. Я не позволю ей уйти.

– Нет! – я качаю головой, крепче сжимая её пальцы. – Ты не оставишь меня, слышишь? Ты обещала!

– Нам нужно ехать, – говорит медик, перебивая мой отчаянный шёпот. – У неё аритмия, возможный сердечный приступ. Мы делаем всё возможное.

Я киваю, не зная, что делать, но точно зная одно – я не могу её потерять. Бабушка – это всё, что у меня есть. Она была рядом со мной всегда. С тех пор, как умер дедушка…

Помню, как бабушка сидела у окна с чашкой чая в руках, когда нам позвонили из больницы. Пар ещё поднимался над кружкой, но она даже не сделала ни глотка. Её руки не дрожали, но лицо стало таким бледным, будто в тот момент что-то в ней сломалось. Тогда мне было десять. Дедушка Фрэнк ушёл тихо, во сне. Инфаркт. Его не стало в одно мгновение, и бабушка после этого больше никогда не была прежней. Я помню, как она гладила его старую рубашку, прежде чем спрятать её в шкаф. Помню, как она читала мне сказки в ту ночь, когда он умер, её голос дрожал, но она не заплакала.