– Нет! Нет!
Я вырвался и убежал.
…Ночью у Сашеньки был приступ. Я проснулся от его громкого кашля и подошёл к кровати.
– Эй! Ты это что?
Сашенька широко открывал рот, но не говорил. Я бросился из палаты. Навстречу мне бежала дежурная сестра, затем пришёл доктор. Все очень испугались. Сашеньке делали уколы, надели маску со шлангами, и он скоро уснул.
Утром, когда я вошёл в палату, Сашенька уже не спал. Я поставил на тумбочку баночки для анализов и сел к нему на кровать.
– Тебя завтра выпишут.
Сашенька вылез на подушку.
– Откуда знаешь?
– Баночки… так всегда бывает.
– Точно?
– Да!
– Понятно.
Сашенька взял меня за руку.
– Ты меня не бросишь?
– Нет.
– Точно?
– Да!
…Днем во время прогулки я пробрался на хоздвор, к ржавой бочке. Я хотел опустить в неё руки, но вода замёрзла, и я разбил тонкий лёд. К вечеру у меня поднялась температура и меня оставили ещё на неделю. Сашенька очень радовался, мы вместе долго не спали.
…Как-то утром я проснулся от громких звуков. Сашеньки не было, нянечка собирала его постель. Я вскочил с кровати:
– Где Сашенька?
Нянечка молчала.
Я выбежал в коридор, схватил за руку сестру:
– Сашенька! Где Сашенька? Сашенька-а-а!
Меня подхватил на руки усатый доктор.
– Тебе нельзя кричать!
– Где Сашенька?
– Его увезли.
– Почему?
– Так надо!..
Меня скоро выписали. Уходя, я не нашёл свой кораблик, наверное, Сашенька забрал его с собой.
Ква-Ква
В моём дворе было всего четыре дома, а детей и того меньше: второклассник Юра, девятилетний Колька и я – вот и вся наша дружная команда. Мы всегда что-нибудь придумывали и во что-то играли, где-то бегали, куда-то лазали, словом, находили себе самые разные развлечения.
Тот день у нас не задался. Прослонявшись без дела, мы решили уже расходиться, как Юра вдруг резко обернулся:
– Гля, поца, жаба вышла!
«Жабой» была Оля, девочка-даун. Это было большое безобидное создание, всегда одетое в одно и то же грязное зелёное платье, и с такими же зелёными соплями на лице. Она всегда гуляла одна, в стороне ото всех, тихо бормоча себе под нос что-то, известное только ей одной. У Жабы были две удивительности. Одна – она считала кошек своими куклами, наряжала их в разное тряпьё и везде таскала с собой, хватая несчастных за что придётся. Из-за другой она страдала сама.
Дело в том, что Жаба необычно, очень по-особенному плакала, отрывисто квакая, словно потревоженная лягушка. Многие мальчишки во дворе специально её обижали, чтобы на потеху покуражиться над ней.
– Айда поприкалываемся!
Колька сломал себе хлыстик. Мы с Юрой набрали мелких камушков и стёклышек и, окружив Жабу, принялись бросать ей по голым ногам.
Она вертелась из стороны в сторону, поднимала ноги и что-то мычала, но никак не хотела плакать. Когда наши заряды кончились, Колька стеганул прутиком ей по коленям. Жаба замерла и от боли присела. Затем она затрясла головой, и слёзы покатились по её грязным щекам.
Мы переглянулись. Представление не состоялось. Юра и Колька отошли на шаг, но я остался. Вытащив из кармана железный пистолет, я с силой ударил Жабу по спине. Я ожидал всего что угодно, но когда она встала, выпрямилась и с высоты с неподдельным удивлением посмотрела мне в глаза, мне стало плохо, и я выронил пистолет.
Как то сразу после этого я тяжело заболел и даже пропустил первую четверть в школе. Лишь к холодам, пошатываясь от слабости после больницы, я встретился со своими друзьями. Новости у них были тоже не ахти. Колька упал с велосипеда, сломал руку и был в гипсе, а у Юры развелись родители, и его определили в продлёнку на весь день.
Медленно шагая по двору, мы услышали истошное мяуканье и остановились. Возле стоящей у подъезда «Волги», как в горячке, металась Жаба. Она пыталась освободить из-под колеса придавленного котёнка и тянула его за задние лапы.