Она работала методично, терпеливо, чувствуя, как ритмичное движение кружки успокаивает её. Казалось, что в этом процессе было что-то почти медитативное, но Лида знала – времени на лишние размышления у неё нет.

Когда оба горшка наполнились, она аккуратно поставила их на стол, чтобы вода могла немного отстояться. Затем вытерла влажные руки о подол платья и повернулась к печи.

Печь была старой, с потрескавшейся глиняной кладкой. Её дверца слегка перекосилась, а внутри темнел зев, в котором когда-то жарко полыхал огонь. Лидия провела ладонью по шершавой поверхности, вспоминая современные электрические плиты и чайники, которые могли бы сэкономить ей столько времени.

– Вот бы сейчас газовую плиту… – пробормотала она, устало потерев лоб.

Но жаловаться было некогда. Нужно было разжечь огонь, а для этого требовались дрова. Лида бросила взгляд на угол у входа, где стоял старый топор. Рукоять потемнела от частых прикосновений, лезвие выглядело немного тупым, но всё ещё могло выполнять свою работу.

Она уверенно взяла топор в руки, чувствуя его вес, и вышла на улицу.

Солнечный свет ослепил её на мгновение, и Лидия прищурилась, оглядывая двор. Воздух был наполнен запахом влажной земли, где-то вдалеке стрекотали кузнечики, а лёгкий ветер шевелил траву.

Она направилась к небольшому поленнице, где лежали старые, потрескавшиеся брёвна. Вздохнув, Лидия подняла одно из них, поставила на колоду и занесла топор.

– Ну что ж, – сказала она самой себе, – начнём.

Она ударила, и дерево с глухим стуком раскололось на две части.

Лидия окинула взглядом комнату. Пол покрывала толстая пелена пыли, в углах паутина тянулась серыми клочьями, а по полу валялись щепки, клочья ткани и грязные соломинки. Запах сырости, смешанный с едва уловимым смрадом болезни, бил в нос.

– Так, а ну-ка, давайте с этим разберёмся, – тихо сказала она себе, закатывая рукава.

В углу, прислонённый к стене, стоял веник – старый, с потрёпанными прутьями, но всё ещё крепкий. Лида схватила его, пару раз ударила о стену, чтобы выбить пыль, и принялась за работу.

Каждое движение вызывало лёгкое облачко пыли, отчего Лидия начала покашливать, но она только сильнее сжала зубы. С хрустом под веником собиралась грязь, перемешанная с мусором.

За её спиной слабо застонал один из детей. Лидия обернулась. Девочка, лежащая на лавке, чуть приоткрыла воспалённые глаза, мутные, с красными прожилками.

– Тише, тише… Всё хорошо, – мягко сказала Лидия, откладывая веник. Она подошла к детям, коснулась их лбов. Всё такие же горячие.

Девочка тихо всхлипнула, но тут же снова закрыла глаза, утопая в лихорадочном сне.

Лида тяжело вздохнула. Работы ещё непочатый край.

Она вернулась к уборке. Подмела пол, сгребла мусор в старый тряпичный мешок, нашла в углу грязное ведро и тряпку. Пришлось взять немного отстоянной воды из второго горшка – не питьевую, но достаточно чистую, чтобы хоть чем-то помыть полы.

Окунув тряпку, она склонилась и начала тщательно вытирать половицы, стирая въевшуюся грязь. На душе стало чуть легче – в чистоте дышать проще, а значит, и больные смогут чувствовать себя лучше.

– Ну вот… Уже лучше, – пробормотала она, глядя на результат своей работы.

Печь потрескивала, из горшков уже начал подниматься лёгкий пар. Скоро вода закипит, и можно будет заняться следующим шагом.

Лидия вытерла вспотевший лоб, бросила взгляд на детей, которые по-прежнему лежали, словно обессиленные тени. Лёгкий румянец лихорадки на их щеках и слабые стоны подсказывали ей, что медлить нельзя.

Она вышла на крыльцо, вдохнула свежий воздух, наполненный запахом сырой земли и древесного дыма. У дома, прямо у стены, росли пучки тысячелистника и ромашки – настоящие сокровища в её ситуации.