Коротка летняя ночь, рассвет уже занялся, во дворах кудахтали куры, хозяйки управляли скотину в стадо, а в доме Ключниковых была тишина… Лёгкую шторку чуть шевелил летний, прохладный по утру ветерок, Клавдия Захаровна давно проснулась и увидев, что Тася и Люська сладко спят в обнимку, прикрыла дверь в дом. Пусть поспят решила она, и сама управилась с Радой, и с Люськиными пушистыми подопечными.

– Мама! Вы что же! Зачем вы сами, тяжело это, вам себя бы поберечь! – на крыльце появилась заспанная Тася, – Нужно было меня разбудить, заспалась я сегодня! А мне еще к бригадиру идти, а потом снова на полевое ехать.

– Тасенька, а тебе разве не нужно себя беречь? Вон, дочка растёт у тебя, поднимать нужно! – строго ответила Клавдия Захаровна, – Ты бы отказалась от полевых, после такого страха! Шутка ли, дочка в лесу пропала… Отдохни, выспроси у бригадира хоть два денёчка! Выспись, с Люсей побудешь, вон, в город съездите, к школе чего купите…

– Не могу я, – покачала головой Тася, – Зимой отдохну, а сейчас работать надо, дров на зиму, да сено запасать на что-то нужно. Да и в школу тоже, вон она у нас как вытянулась, совсем девушкой скоро станет.

Умывшись, Тася повязала платок, взяла из рук Клавдии Захаровны сумку с хлебом и баклагой воды, да вскоре уже не видно её было за поворотом, ушла на работу.

Люська проспала чуть не до обеда, и еще бы спала, если бы не соседская собака, которой вздумалось вдруг гонять кого-то позади огорода.

– Бабушка! Я всё проспала! А мама где? – Люська протирала заспанные глаза и огорчённо вздыхала, понимая, что мама уже давно ушла на работу.

Сон, такой приятный и волшебный, будто мама вчера так ласково гладила её по волосам, ещё теплился в счастливой Люськиной душе, и от того было еще огорчительнее, что она не знала – приснилось это ей, или было взаправду. Она уселась на крылечко, жуя горячий пирожок, только что вынутый бабушкой из печи, и смотрела, как по улице бегут ребятишки, направляясь на речку. Люська подумала, вот интересно, отпустят ли сегодня Веру купаться… И Дашу тоже, или накажут, засадят дома, как и думалось им в лесу.

– Люся! Привет! Как хорошо, ты дома! – через забор махал ей рукой радостный Макар, шлёпая босыми ногами по мягкой дорожной пыли.

– Привет, Макар! Да, мы вчера нашлись! – улыбнулась Люся, и махнула рукой другу, чтобы входил во двор.

– А мы тоже только к обеду вернулись вчера, в лесу были, – сообщил Макарка, – Вас искали с мужиками, орали на весь лес с ребятами. Все ходили, кого собрать смогли, председатель в клубе собирал. По четверо делились и кто в какую сторону идёт, до которого часу ходим и где меняемся.

– Как стыдно-то, столько народу взбаламутили, – огорчилась Люся, – От дел оторвали, с малиной своей. Не нужно было ходить нам никуда! Вот дурёхи!

– Ты не думай, вас никто словом худым не помянул, все жалели, беспокоились. Дед Ваня Рыбаков, хоть и хромой с войны пришёл, а всё равно в лес с нами напросился. Я, говорит, места эти с самого детства знаю!

Бабушка вернулась из магазина и гостю обрадовалась, пригласив остаться на чай, но Макар грустно покачал головой:

– Спасибо, Клавдия Захаровна, я не могу. Мама меня отправила по делу к Шитиковым.

– Что ж, тогда ты, Макарушка, приходи как время будет, – сказала ласково бабушка и ушла в дом.

– А я уеду скоро, Люся, – сказал Макар, покрутив в руке соломинку, – Мама сказала, что меня лечить будут…

– Куда? Куда же ты уедешь? – Люся смотрела на друга во все глаза, она и не представляла себе такого, чтобы не было в Городище Макара…

– Я не хотел, и маму просил не ездить к нему… Но она сказала – это ради меня, ради моего будущего. Понимаешь, я хочу в танковое училище пойти после школы, военным стать! А это… ну, то, что я после контузии, может мне помешать. И мама поехала к отцу, чтобы тот договорился о лечении. Я не хотел, чтобы мама его просила…