Я вопросительно смотрю на пани Саню, потому что не знаю, что такое марынарка. Оказывается – пиджак. А мне родители купили пиджачок из кримплена, по тем временам модную вещь. А Игорь пропил, скотина. Вдобавок еще и парасоль – зонтик. А он был тоже модный – трость японской фирмы «Три слона». В советские дефицитные времена – престижная вещь.
А вот стишок, который пел в Стрые местный блаженный, пан Олийнык.
Пада дощ, пада сниг.
На вулыци слызько.
Хотив дивку цилуваты –
Вдарыла по пыску.
Пысок – это не то, что вы подумали. Это – рот. Или морда в переносном смысле.
Вот такой язык. Образный. Для меня, русского человека, в нем всегда ощущалась какая-то «смешинка». Не думаю, что в таком восприятии «мовы» – унижение для «мисцевых». Скорее, наоборот, это комплимент, отдающий должное оригинальности, самобытности языка.
В заключение главы – анекдот. Предварительно требуются пояснения. На литературном украинском говорят о времени так: «Дэсять хвылын на девьяту годыну, или дэсять хвылын девьятого», что по-русски значит – десять минут девятого. На западенском это звучит иначе. « Дэсять по воьсмий», а если без десяти девять, то «За дэсять дэвьята». Москаль, даже прилично говорящий по-украински, часто не может справиться с этой задачей – сказать по-западенски время. Обязательно запутается. И это стало таким своеобразным тестом на москальство.
Едет трамвай по Львову. На очередной остановке заходит в него старый бандеровец с немецким шмайссером.
–Котра годына, шановни? – и наставляет автомат на публику.
Тут встает негр, студент, и говорит.
–Дэсять по воьсмий, вуйко. (вуйко – дядя. Прим. автора)
–Сидай, сынку. Я и так бачу, шо ты нэ москаль.
Глава 6
О ХОРОШИХ – ХОРОШО, О ПЛОХИХ – НЕ ОЧЕНЬ
В школе у нас было несколько учителей из местных. Это учитель пения Дмитрий Федорович Олеськив, физрук Ярема Николаевич Петрунив и трудовик роман Михайлович Головчак. Потом появился еще один трудовик и преподаватель черчения. Назовем его Иосифович или по-украински Йосыповыч. К первым трем мы относились хорошо, а последнего невзлюбили. Так как они все были западенцы, а отношение к ним разное – значит, можно сделать вывод, что наше отношение к ним основывалось на их человеческих качествах, а не этнической принадлежности.
Особенно интересным был Роман Михайлович. Ему тогда было под 60, по нашим понятиям – старик. Он по-русски почти не говорил, ему это прощалось, главное, чтоб детей ремеслу столярному обучал. А в этом деле он был мастак.