– Вот, дело говоришь, – давай. – соглашается Леонид. – Артем, приступай.

Сазан берет гитару и начинает издавать тягучие тошнотворные звуки: проверяет, как настроена. А я со всей ясностью понимаю, что уже тепленький. В той кондиции, когда хочется или петь, или произносить речи, но голову не покидает одна навязчивая мысль. И мысль эта не про лес, и даже не про Леонида. «Пошел бы я за пивом?». Сазан настроился, над озером грянуло привычное, заждавшееся: «Границы ключ переломлен пополам…».

Лес наполнился звуками, слова погнали рябь перед собой по гладкому зеркалу озера. Замер далекий лодочный мотор, замерла дорога. Поселок застыл и превратился в декорацию. Сосны тихо покачивались над головой; впитывали звуки мохнатые мхи по кочкам. Взгляд ушел вглубь в себя и вдаль за невидимым. И становилось проще и веселее. Как будто все пространство вокруг забирает тяжелые черные камни, хранящиеся в нутряных глубинах. Камни, силой песни обращенные в звуки. И на их место теплой уверенностью приходит спокойствие. Все уже было, все еще будет.

Песни идут одна за одной. Песни веселые и грустные, пережившие десятилетия и те, которые забудут через год. А мне-то казалось, что Сазан ничего не знает. Леонид тоже сыграл. Но больше всех поразил Кислый. Я не мог представить, что он ходил в хор. Кислый пел сам по себе, без музыки что-то совсем мне неизвестное. Его фигура, мы, все вокруг, само время настолько не вязались с песней, что это казалось неумелой компиляцией. Где-то в разгар заседания Леонид сообщил Витале, где мы сидим. А потом вся эта история с ягодной машиной как будто вообще забылась.

На словах новенького трека «В левой руке – „Сникерс“, в правой руке – „Марс“. Мой пиар-менеджер – Карл Маркс!» кто-то показался на тропинке. Мужик средних лет в черных спортивных штанах, олимпийке, с коротким седоватым ежиком на морщинистой голове.

– О, Виталя, здорово! А мы тут с пацанами ждем тебя! – подхрипшим голосом приветствует Леонид.

– Здравствуйте. – как будто из-за его спины вторим мы хором.

– Здорово! Лень, ну че за хуйня. Пацаны-то в говно. – Виталя смотрит на нас хмуровато.

– Да брось ты, уговора не было, что они трезвые будут. – смеется Леонид.

– А ты и сам-то нажрался. – Виталя уже немного теплеет.

– А ты завидуешь просто! – утверждает Леонид. – Вон смотри, это вот Артем с гитарой, вот Пашка – он и без гитары поет, как дьякон, вот Ларик и Димон – тоже мировые пани.

– Виталий. – пожимает нам руки новый знакомый. – Нам уже выезжать нужно, припозднились. Давайте ноги в руки, хватайте вещи – и в машину.

– Да, Виталий, спасибо, мы махом. – обещает Сазан.

– По последней! – уверенно берет его за плечо Ларик.

– Конечно, куда же так, по последней! На ход ноги! – подтверждает на кураже Леонид.

– Бахнем за Русь первозданную, Русь сермяжную, Русь – сказку дивную, да чтоб на сердце тепло было! – предлагаю я тост.

– Выпьем!

– Крякнем!

– Ухнем!

– Стременная!

– Виталя, давай с нами!

– Да пошел ты!

Смех и голоса тонут в водочном амбре. Мы встряхиваемся и собираемся. Леонид встает и покачивается на ногах. Мужики помогают нести пакеты. Перед нами ГАЗик с жестяным кузовом, похожий на почтовые фургоны из советских фильмов. Двери кузова призывно открыты.

– Пацаны, запрыгивайте, там еще несколько человек. Если что, стучите в стенку. Ну или позвоните, если сеть будет – там у них мой номер есть. Вы же на Валкийоки, до лесопилки?

– Да.

– До свидания, Леонид! Добра.

– Бывайте пацаны. – Леонид для надежности похлопывает меня по плечу.

Мы покидали вещи и залезли в пыльное горячее чрево фургона. Дверцы захлопнулись. Глаза захлебнулись в полумраке.