– Хочешь есть? – шепнула Аксинья.

– Только пить, – ответил я тоже шёпотом.

– Я сейчас принесу! – она начала подниматься с кровати, и я с неохотой выпустил милую сердцу женщину из крепких объятий и разъединил связь наших пальцев.

В комнате был полумрак, последние лучи заходящего солнца скользили по стене. Я любовался обнажённой фигурой Аксиньи, совсем не смущающейся передо мной своей наготы, пока она поднимала с пола скинутую второпях одежду, пока искала в шкафу короткий цветастый халат на пуговицах, пока надевала и застёгивала его. Всё это время я скользил жадным взглядом по её телу, округлостям тяжёлых грудей, соскам, темнеющим на белой коже, широким бёдрам, переходящим в круглые колени и красивые икры, крепким ягодицам, тёмному островку внизу живота, скрывающему женскую тайну.

Теперь я точно был уверен, что уже где-то и когда-то встречал Аксинью и был с ней близок. Мне была знакома каждая линия её тела, каждая прядь волос и те две родинки, о которых знал только я. Знакомы были её движения, исходящий от неё запах цветущей липы и летних цветов, её ровное дыхание, её голос.

Аксинья бесшумно вышла и через минуту уже вернулась с кувшином морса и стаканами. Мы жадно пили душистый кисло-сладкий напиток на родниковой воде, таёжный букет которого так и манил сделать глоток, а за ним ещё один, и ещё, и ещё. При этом мы не сводили глаз друг с друга. Отныне наши взгляды переплетались, делая связь между нами всё крепче, всё сильнее. Аксинья сидела на краю тахты, подогнув одну ногу под себя, и я поглаживал её обнажившееся круглое колено, знакомо ощущая под пальцами нежную гладкую кожу. А она в ответ теребила короткий ёжик моих волос, отчего-то улыбаясь и качая головой, словно не веря чему-то.

– Я… вернулся! – скорее для себя утвердительно произнёс я.

– Да! – шепнула Аксинья.

– А хочешь… А можно… Я останусь? Я завтра заберу кое-какие вещи и останусь у тебя. Да?

Но она отчего-то яростно замотала головой и отвернулась к окну: или чтоб я не смог зацепиться глазами за её взгляд, или скрывая нахлынувший поток слёз.

– Но почему? Почему нет? Я ведь люблю тебя, я точно это знаю! И от тебя ощущаю то же чувство!

– Завтра будет всё иначе. Завтра… Нас уже не будет вместе! – глухо проговорила Аксинья, всё так же глядя в окно. – Лишь по отдельности. Каждый в своём мире.

– Но я не понимаю… – начал я, но Аксинья быстро склонилась над моим лицом, и я снова ощутил губами её влажные губы, к медовому вкусу которых добавилась горечь слёз.

Мы любили друг друга всю ночь, и ночь эта была бесконечной. Уже под утро силы покинули нас – и от любовных утех, а более всего от эмоционального перенапряжения, пережитого нами за эти сутки. Когда я, не в силах уже бороться со сном, смежил веки и погружался в глубокий сон, я знал, что Аксинья ещё не спит. Её голова лежала на моей груди, я ощущал на коже её горячее дыхание, гладкие мягкие волосы и слёзы, которые она роняла на меня…

***

…Когда я открыл глаза, оказалось, что лежу на мокрой траве. Правый локоть саднило, бедро справа тоже болело, раскалывался затылок, перед глазами плясали зайчики, как после того когда на сварку поглядишь, а в ушах звенело. К горлу подкатывала тошнота, а моё тело как-то монотонно тряслось…

…трясли.

…трясла!

Когда я проморгал слезящиеся глаза, то увидел, что надо мной склонилась Аксинья и трясёт меня за плечо, приводя в чувство. Взгляд её был взволнован, даже испуган, а вот тёмно-синие с зелёным отливом глаза цвет больше не меняли.

– Ты как? Живой? Встать сможешь? – она перестала трясти меня, всматриваясь в моё лицо.

– Аксинья! – я попытался улыбнуться и с трудом принял сидячее положение.