– Физиология, милый мой! Женские дни! Хорошо хоть тебе не досталась эта часть эксперимента.

– Вот чёрт, – я откинулся на подушку, запрокинув руки за голову. – А может, хотя бы…

– Нет! Даже и не мечтай! И вообще, вставай давай и готовь кофе в постель своей даме! – Алинка стянула с меня одеяло и своими милыми ножками (конечно, в шутку) вытолкала меня с кровати.

Классно началось то утро, как, впрочем, и все последующие!

Вот такая история, друзья. Вот такой опыт. Верить или нет – решать вам! Но то, о чём я рассказал, поймут женщины и поймут мужчины.

А Алинка – она тоже уже пишет историю, но с её точки зрения, с её колокольни.

Так что подождём, а там и сравним!

Март 1997 г., Якутия

Как говорили оленеводы, погода той весной выдалась на славу, повезло нам с ней. Обычно в это время года снег, мороз, вьюга, но в те три дня, что я провёл в их селении с таким замысловатым названием, что и выговорить не смогу, было довольно солнечно. Да и по градусам терпимо, всего минус двадцать семь.

Я, тогда ещё молодой зелёный фотограф, по заданию редакции журнала вылетел в Якутию, чтобы отснять репортаж о суровой жизни в оленеводческих поселениях, их быте и обычаях. Это у нас там, в Питере, вовсю кипела жизнь, а на Севере время текло размеренно, всё шло своим чередом.

Жил я в семье оленевода Уварова. Звали его Кустээх, что означало «могучий». Он, и верно, был великаном среди невысоких и коренастых якутов. Спали мы в чуме, ели рыбу и пили спирт. Была у него жена с красивым именем Сайнара, очень мудрая и скромная в быту женщина. И куча детишек, поголовно все одни дочки.

Когда я впервые появился у них в селении на полярном оранжевом вездеходе, детишки столпились поодаль и наблюдали за мной, словно я какое-то диковинное ископаемое животное. А когда направился к ним, чтобы угостить карамелью, бросились врассыпную. Лишь один ребёнок остался стоять и с интересом наблюдать за мной исподлобья, грозно сверкая чёрными глазищами. Я продолжил путь уже не так прытко, побоявшись спугнуть и это чадо, а подойдя ближе, заметил, что из-под головного убора струятся вниз тонкие чёрные косички, и отсюда сделал вывод, что передо мной девочка.

– Привет, – сказал я как можно более открыто.

– Здлавствуй, дядя, – с серьёзным видом произнесла девочка.

Я присел на корточки, сняв тёплую рукавицу-шубёнку, сунул руку за пазуху и выудил небольшой пакетик с карамельками.

– Угощайся, – протянул я ей весь пакет.

– Спасибо, дядя гиолог, – произнесла она и взяла кулёк.

– А я не геолог, я фотограф.

– Сатоглаф? Это как так? – спросила она, удивлённо глядя на меня и моргая длинными чёрными ресничками.

– Ну, у меня есть специальный аппарат, я делаю им «щёлк!», потом немного колдую, и получается красивая картинка.

– Моя мама говолит, колдовать – это плохо!

– Ну, я не плохой, я как добрый волшебник, – я улыбнулся и подмигнул ей. Она тоже неуверенно улыбнулась мне.

– А куда же сбежали твои друзья? Я хотел их тоже угостить конфетами.

– А они стлусили, а я смелая!

– А как же зовут такую смелую?

– Айяна.

– Красивое имя, Айяна. А я Николай Сергеевич, ну, или просто дядя Коля. А сколько же тебе лет?

– Мне… – она замялась, затем сняла варежку и растопырила пятерню. – Вот.

– Пять?

– Да, пять, – уверенно закивала она.

***

Три дня северной командировки пролетели как один, я отснял много материала, часть плёнок проявил там же на месте, в будке геологов, часть – самых ценных, которыми не хотел рисковать, – забрал с собой.

Кустээх Уваров, или просто дядя Костя, как звали его геологи, был в селении за главного. Сам по себе немногословный, спокойный человек с задубевшим от мороза морщинистым лицом. Он рассказал много интересных историй, сказаний и легенд из жизни его рода, как вымышленных, так и реальных.