– Спасибо. – Она встала на цыпочки, чтобы поцеловать его в щёку, но он отвернулся, делая вид, что поправляет рукав. Сыпь, почти исчезнувшая за эти годы, вдруг напомнила о себе – не болью, а холодком под кожей. Страх.

– Марк? – Лиза нахмурилась, пристально изучая его лицо. – Что-то случилось?

– Нет. Просто… устал. – Он поспешно отошёл к Агату, который теперь был могучим кустом с десятком бутонов. Последний раз они цвели в день годовщины Давида. Марк погладил лист, ощущая шершавую поверхность. Он бы одобрил?

Ночью Марк проснулся от крика. Не своего – Лизы. Она металась во сне, вцепившись в подушку, бормоча: «Не уходи…». Он обнял её, прижимая к груди, пока дрожь не стихла.

– Снова тот сон? – спросил он, когда её дыхание выровнялось.

Лиза кивнула, уткнувшись лицом в его шею.

– Мама… она вела меня через поле. Но вместо цветов – осколки. А потом… – Голос её сорвался.

– Я здесь, – прошептал Марк, целуя её висок. – Я никуда не денусь.

Она усмехнулась сквозь слёзы:

– Знаешь, я ведь до сих пор боюсь, что всё это сон. Что однажды проснусь в приюте, а тебя…

– Я реальнее, чем твои краски, – он провёл пальцем по её запястью, где татуировка в виде эхинацеи обвивала шрам. – И прочнее кирпича.

Они смеялись, пока рассвет не начал размывать границы ночи. Марк не спал, размышляя о коробочке в ящике стола. Завтра, – поклялся он себе.

Утро началось с дождя. Лиза, вопреки погоде, танцевала по двору завода, раскрашивая новую стену – абстракцию из спиралей, которые, по её словам, символизировали «бесконечность в моменте». Марк наблюдал из-под навеса, попивая кофе и строя планы. Агат, кажется, читал его мысли: бутоны трепетали, будто готовые раскрыться.

– Марк! – Лиза махнула кистью, брызгая синей краской в лужу. – Помоги с верхним сектором. Там ветка мешает.

Он вздохнул, отставляя кружку. Стремянка шаталась на сырой земле, но Лиза, как всегда, игнорировала опасность.

– Слезай, я сам…

– Не-ет, – она протянула ему кисть с фиолетовой краской. – Ты должен добавить свой штрих. Здесь. – Она указала на центр спирали – пустое место, похожее на сердцевину цветка.

Марк взобрался, чувствуя, как дрожат ступеньки. Дождь стучал по крыше, смешиваясь с запахом свежей краски. Он коснулся кистью стены, но рука дрогнула, оставив кляксу.

– Не думай, – Лиза обняла его за талию сзади, прижимаясь щекой к спине. – Просто доверься.

Он закрыл глаза и провёл линию – изогнутую, как река из их общего рисунка. Потом ещё одну. Краски смешивались, рождая новые оттенки. Когда он открыл глаза, на стене сиял цветок, чьи лепестки были из отпечатков их пальцев.

– Прекрасно, – прошептала Лиза. – Это… мы?

Марк повернулся, всё ещё держа кисть. Дождь стихал, и сквозь тучи пробился луч солнца, осветив её лицо. В этот момент он понял: время пришло.

– Лиза… – Он спустился, беря её руки в свои. – Здесь, среди всего, что мы построили…

– Марк? – Она замерла, глаза расширились.

Он достал коробочку. Керамическое кольцо сверкнуло синим, словно вобрав в себя всё небо, которое они когда-то спасли из трещин.

– Стань моей семьёй. Моей вечной историей.

Дождь перестал. Даже ветер затаил дыхание. Лиза смотрела на кольцо, потом на Марка, и вдруг рассмеялась – звонко, как весенний ручей.

– Ты… ты сделал его сам?

– Из глины завода. И стекла Агата. – Он улыбнулся, нервно потирая запястье. Сыпь молчала.

Лиза протянула руку, и он надел кольцо. Оно идеально село.

– Да, – сказала она просто, обнимая его. – Тысячу раз да.

Их поцелуй был сладким, как первый глоток воздуха после долгого нырка. А когда они оторвались, Агат раскрыл все бутоны разом, и в воздухе закружились лепестки, словно природа сама осыпала их благословением.