– Из-за тебя нас обеих застрелят!

Королевна задумалась. Посмотрела на затянутое тучами небо, на яблоневый сад под непрерывным дождем, на пустую дорогу. Потом пожала плечами и сказала по-английски:

– Вряд ли.

– «Неосторожные слова могут стоить жизней», – процитировала Мэдди агитационный плакат.

Королевна так расхохоталась, что неуклюже сверзилась со своей ветки на другую, более низкую, порвав в процессе шинель.

– Чья бы корова мычала, Мэдди Бродатт. Ты предложила мне стать гитлеровской шпионкой, вот я и стала. Я не допущу, чтобы тебя застрелили.

(Честное слово, я была бы рада перенестись назад во времени и выбить себе зубы.)

Путь к заливу Святой Екатерины прошел, скажем так, в творческой обстановке. Королевна на каждом перекрестке – на каждом мокром, ветреном и безликом перекрестке – слезала с велосипеда, чтобы забраться на стену, или на ворота, или на дерево с целью сориентироваться. А когда она снова оседлывала велосипед, у нее начинались сложности с шинелью и с лужами на дороге, которые ей с трудом удавалось объехать.

– Знаешь, чего я боюсь? – во весь голос закричала Мэдди. Дождь и восточный ветер били ей в лицо, она энергично крутила педали, чтобы не отстать от миниатюрной радистки. – Холодной консервированной фасоли! Уже без четверти два. Пока мы доберемся до паба, он успеет закрыться.

– Ты же сказала, он закроется только на следующей неделе.

– Начнется обеденный перерыв, тупица! Паб снова откроется только вечером.

– По-моему, ужасно несправедливо винить меня, – парировала Королевна. – Ты сама затеяла эту игру, а я только подыгрываю.

– Вот и еще одна вещь, которой я боюсь, – сказала Мэдди.

– Это не считается. Как и консервированная фасоль. Чего ты боишься больше всего на свете… какой там по списку следующий номер?

– Военного трибунала, – коротко ответила Мэдди.

Королевна промолчала – нетипичное для нее поведение. Она хранила молчание еще некоторое время, даже когда в очередной раз забиралась на дерево, чтобы осмотреться.

– Почему? – в конце концов спросила она.

С тех пор, как Мэдди призналась в этом своем страхе, прошло довольно много времени, но Королевна прекрасно помнила, о чем шла речь.

– Я иногда делаю… всякое. Принимаю решения, не раздумывая. Вот, например, стреляла из зенитки, не имея на то никакого права, а над головой в это время кружили «мессершмитты».

– Ты как раз и стреляла потому, что они кружили над головой, – заметила Королевна. – А разрешение дала тебе я, я ведь офицер.

– Но не мой начальник. И никаких полномочий управлять огневыми точками у тебя нет.

– Что еще? – спросила Королевна.

– Ну, помнишь, как мы с тобой вели на посадку немецкого летчика? Я уже раньше делала что-то похожее, только на английском. – Мэдди рассказала, как однажды помогла приземлиться парням на «веллингтоне». – На это мне тоже никто не давал никаких полномочий. У меня не было неприятностей, но по чистой случайности. Так глупо! Зачем я совершаю такие поступки?

– По доброте душевной?

– Но они же могли из-за меня погибнуть!

– Иногда приходится брать на себя риск. Идет война. Эти летчики распрекрасно могли погибнуть и сами, без твоей помощи. А с твоей помощью они благополучно сели. – Королевна немного помолчала, а потом спросила: – Почему у тебя это так круто получается?

– Что именно?

– Воздушная навигация.

– Я пилот, – сообщила Мэдди. Знаете, так спокойно сказала, буднично, без всякой гордости, не пытаясь защититься, просто «я пилот», и всё тут.

Королевна пришла в ярость.

– Ты же говорила, у тебя нет специальных навыков, врунья!

– У меня их и правда нет. Я всего лишь пилот гражданской авиации. И не управляла самолетом уже год. У меня нет лицензии инструктора. Я налетала много часов – наверное, больше, чем многие летчики-истребители, – у меня даже есть опыт ночных полетов. Но я не использую свои навыки. Вот когда будут расширять Вспомогательную службу воздушного транспорта, попробую попроситься туда, если меня, конечно, отпустят. Тогда нужно будет пройти курсы. Но пока летной подготовки для женщин просто не существует.