Ещё одно воспоминание повлияло на поиск решения. На молодёжной встрече, много лет назад мы играли в игру: человека накрывали покрывалом, а он должен был снять с себя всё лишнее. И вот участник игры снимал с себя носки, свитер, но игра не заканчивалась, пока участник не додумывался скинуть с себя покрывало. Так и я ощущала – что-то сильно мешает мне жить, и я могу это снять с себя каким-то образом. Я должна перестать бороться с проявлениями, но добраться до корня.

С этими двумя мыслями я погрузилась в себя. В своё сердце, в свои воспоминания.

Я осталась в комнате одна, обстоятельства складывались так, что никто мне не мог помешать. Я спросила себя: «когда ты ощущала себя немой и скованной при наличии бурлящих внутри чувств в первый раз?» Я не помнила, когда я так себя чувствовала в первый раз. Но помнила, своё состояние рядом с отцом. Почти всегда страх и напряжение. Это состояние выработалось во мне от многократно повторяющихся похожих событий. Следовательно, определённое поведение и состояние, в котором находился папа отпечаталось во мне. Панический страх в его присутствии я испытывала если он был зол. Это же происходило со мной в обстоятельствах, где учитель или другие взрослые злились. Я ощущала опасность. Любой, кто был злой, вызывал во мне реакцию оцепенения. Когда и как сформировалась во мне такая реакция и к каким последствиям привела? С чего это началось? А ведь это когда-то началось, развилось и стало чертой моего характера.

У меня есть предположение, что крупной точкой отсчёта стал тот случай, когда мне было 2 или 3 года, и я отказалась идти в детский сад в платье, которое мама приготовила мне с вечера. Я помню своё чувство невозможности пойти в этом тёмно-синем платье с белыми точками и завышенной талией. Телу оно было неудобным. Верёвочка под грудью доставляла сильный дискомфорт. Ещё другие дети могли бы подумать, что я беременная, потому что беременные ходят в платьях с завышенной талией. Я выразила несогласие, это ничего не изменило, тогда я, испытывая безвыходность, начала сильно плакать. Мама, не справляясь с ситуацией, вызвала на подмогу отца. И он в гневе бил меня рукой по ягодицам. Бил сильно. В его понимании, он наказывал непослушного ребёнка. Моя психика заблокировала само «наказание», и я не помню его. Но помню события до и после. Я не пошла в тот день в сад. Я была не в состоянии, долго плакала постепенно приходя в себя. Я знаю что папа после этого не мог работать, сожалея что в гневе слишко сильно наказал ребёнка. Что я вынесла из этого происшествия (неосознанно, конечно)? Если тебе что-то не нравится – молчи.

Если твоему телу некомфортно – терпи. Если ты чего-то не хочешь – неважно. Если ты чего-то хочешь – это не имеет значения. Выражать своё несогласие в виде истерики слишком больно и опасно. Так психика моя подстроилась под обстоятельства, выбрала такой способ защиты – быть удобной.

Позже проблема была в том, что мои скрытые чувства и подавленные эмоции просачивались наружу, как бы я ни пыталась их подавлять. Чаша, в которой спрессовывались боль, стыд, чувство вины, переполнялась и система сдерживания давала сбой. Это было интерпретировано отцом, как плохое поведение и было наказуемо. Наказанием за это была работа по дому. Особенно мытьё посуды. И ещё часто я как наказанная, должна была смотреть за младшими детьми. В итоге все в семье свыклись с мыслью, что у меня плохой характер. И жила я с ощущением себя плохой. Такие методы наказания привели меня в будущем к тому, что уборка моего собственного жилья вызывала у меня чувство несправедливости и отторжения. Вызывала злость. А чрезмерная ответственность за младших сделала меня беспокойной матерью. Хорошо, что через осознание, эти моменты пришли в относительную норму. Опекая своих детей, я боялась не за них. Я боялась снова испытать чувство стыда и вины, которое я испытывала, если с младшими детьми, которых мне доверили случалось что-либо.