– Отставить! – гаркнул я. – Ко мне! Доложить по форме!

Эти крикуны вытянулись, и самый старший, промаршировав ко мне по лестнице(!), доложился. Что вот, мол, неустановленная личность прорывается на приём ко мне, и называет себя журналистом из "Российских ведомостей".

– Подойдите, сударь, – сухо обратился я к этому господину. Одет он был просто и вид его не вызывал у меня особого доверия.

На нём была не новая тёмно-синяя шинель, каракулевая шапка-пирожок, а на ногах видавшие виды сапоги.

Он подлетел ко мне, нимало не чинясь, представился:

– Владимир Алексеевич Гиляровский, из разночинцев, журналист. Представляю здесь «Российские ведомости». Если у Вас, Ваше Императорское Высочество, есть несколько минут свободных, чтобы разъяснить нашим многочисленным читателям некоторые моменты из Вашего посещения больниц Москвы, был бы очень благодарен! – он выпалил это на одном дыхании.

Несмотря на то, что шинель изрядно скрывала его фигуру, в его движениях чувствовалась так знакомая мне пластика.

И я решил просветить этот момент.

– Вы воевали, Владимир Алексеевич?

У Гиляровского от удивления чуть скинулись брови. Но он быстро взял себя в руки, и, выпрямившись в подобии стойки «смирно», ответил мне молодцевато.

– Так точно, воевал, Ваше Императорское Высочество, вольноопределяющимся в 161-м Александропольском полку! – пробасил он громко и чётко.

– Хорошо, Владимир Алексеевич, пройдёмте в мой кабинет, там и пообщаемся, – сказал я, и, не оглядываясь, пошёл наверх.

Зайдя в кабинет сел в кресло за журнальный столик и предложил Гиляровскому кресло напротив.

Тот выглядел чуть рассеяно и взволнованно. Он явно находился не в своей тарелке. Ну и конечно явно не ожидал, что его пригласит генерал-губернатор к себе в кабинет. Пообщаться так-сказать.

– И давайте здесь без чинов. – предложил я, видя что Гиляровский слегка «не в форме». И не дождавшись реакции продолжил сам.

– И что же интересует ваших читателей? – немного развязно поинтересовался я, так как за этот день уже притомился.

– Наших читателей интересует очень много чего. – немного не впопад продолжил журналист, но видно взял себя в руки и продолжил.

– Конечно самый нашумевший вопрос, что всполошил буквально всю Москву – было Чудо или нет?

«А какой дерзец, но харизматичный, это да», – думал я, разглядывая этого журналиста, у которого, как по волшебству, в руках появился блокнот и карандаш.

– В этом Мире всё Чудо. Что вы имеете в виду под этим словом, Владимир Алексеевич?

– Мне и нашим читателям хотелось бы узнать, что произошло в отделении травматологии, что при Первой градской больнице находится? – начал наводить меня на мысль Гиляровский.

– Вы имеете в виду, когда я решил помолиться об Андрее-студенте?

– Да, совершенно верно, Сергей Александрович, я именно это и имел в виду!

– Если честно, то опять не понимаю, в чём вопрос. Я увидел, что этот юноша страдает, подошел к нему, сел на кровать. Он начал с большой болью о чём-то говорить. Не помню, правда, о чём. Понял, что надо о нём помолиться. Положил руку ему на голову и молился. Всё. Потом встали и поехали в другие больницы, – рассказал я и развёл руки в стороны.

А Гиляровский строчил своим карандашом с огромной скоростью, перелистывая одну страничку блокнота за другой. На минуту повисла тишина, а я отхлебнул из чашки чай, который нам подали, пока излагал свою версию событий.

Он смотрел на меня слегка расфокусированным взглядом, как-бы и сквозь меня, это вызывало доверие, при этом не чувствовалось, что ты находишься на допросе.

– Я Вас понял, Сергей Александрович, – проговорил Гиляровский. – Но многие очевидцы видели свет, исходящий из Ваших рук, что лежали на голове Андрея, и врачи, что после его освидетельствовали, говорили о том, что он выздоровел и не стал калекой благодаря Вашим молитвам?