К горлу подкатил ком. Пожала плечом и глотнула коньяк из горла. Жидкость обожгла горло. Горько, невкусно. Поморщилась. Глотнула ещё раз. Вернула Марку бутылку.

– Не нравится?

– Я к крепкому не привыкла.

Марк наклоняет голову и вливает в себя коньяк как спортсмены воду в рекламе. Алиса удивляется, как его тонкое тело столько вмещает.

– А я вот успел.

– Неудачная сессия?

– Жизнь.

Пошлость драматизма можно списать на отвратительный рыжий цвет общажных стен. Не снимают в таких декорациях гениальные фильмы. Забралась на кровать поглубже, обняла колени руками. «О чём был бы мой фильм? Снимают ли вообще про таких что-нибудь?»

– Она меня не простит?

– Кто?

– Лера.

На вопросительный взгляд Марк не ответил. Видимо, Алиса должна была её знать. Но учёба в ковид не отличалась плотностью контактов с однокурсниками – не всех знала даже по именам, кого-то может и не видела никогда.

– Ты знала, что сон – это социальный конструкт?

– Что?

Марк вскочил и поднял вверх бутылку с тонким слоем коньяка.

– Сон – это социальный конструкт!

На них уставилась добрая треть комнаты. Остальных ничего особо не удивило. Неясно, к чему Марк призывал предполагаемую толпу за своей спиной, но вывод напрашивался один – без посторонней помощи мимо охранника ему не пройти.

В соседнем корпусе из тех, кто не разошёлся раньше, жили только они вдвоём. Марка поставили поровней, на Алису накинули вторую кофту и втолкнули обоих в лифт. Кнопку первого этажа, тридцать метров прямо, поворот, охранник, добрый вечер, поворот, ещё пятьдесят метров в другое прямо, лифт, нет, не тот этаж, о, дверь наконец-то. Алиса усадила Марка на кровать, убедилась, что тот не падает и собралась уходить.

– Я виноват.

– Нормально, со всеми случается. Тебя не тошнит?

– Ты не понимаешь. Я так виноват!

Постаралась вздохнуть незаметно – часы до нового to-do листа засеменили подозрительно быстро. Марк, казалось, и не заметил.

– Так мне и надо. Но я же… Я не хотел, я…

Комната навевала мысли о каком-нибудь грустном второсортном сериале: вещи свалены в кучу, тут и там виднеются коробки от пиццы, салфетки какие-то: будем верить, учебные записи.

– Она меня не простит.

– Да за что?

– Не скажу. Это наше личное дело.

– Ладно. Давно вы поссорились?

– Ещё в декабре.

Это многое объясняло. За неделю комнату так не убьёшь.

– А что сегодня случилось?

– Я всё ещё её люблю. И она была сегодня на дне рождении. Я думал, меня отпустило. Но её этот взгляд… Будто мы снова в том дне.

– Мне кажется, я тебя понимаю.

Глава 4

Эта ночь определённо их сблизила. Марк теперь говорил про Леру каждую встречу, и Алиса уже сама захотела с ней познакомиться. Но что-то будто никак не могло состыковаться. Выскальзывало прямо из-под носа.

Поэтому просто слушала. Было в его рассказах что-то цепляющее. Будто, если дослушать их до конца, сможешь решить загадку. Что-то поймёшь про себя.

Марк нравился Алисе как персонаж. Этим званием она нарекала тех, чьей глубины как раз хватило бы для героя какого-нибудь фильма или романа. Нравился как компания для учёбы и прогулок. Нравился как собеседник – он много знал, любил спорить, приводя в качестве аргументов статистику и исследования, а кроме того умел глубоко копаться в собственных чувствах. Чем-то напоминал Алисе Кая. С другой стороны, последние пару недель Кая ей напоминало практически всё. Только вот полностью вспомнить она его не могла. Неясные обрывки всплывали в сознании в самые неподходящие моменты и поражали своей яркостью. Казалось, в каждом из них Алиса была беспросветно счастлива.

Вальс в осеннем парке под скрипку какого-то дедушки. Грубая куртка, накинутая на её плечи около того самого озера. Ночные вылазки на кухню за ужином. Книжка, прочитанная по ролям. Фильм в обнимку на узкой общажной кровати. Бутерброды в микроволновке. Ёлка, украшенная всякой мелочёвкой, даже отдалённо не напоминающей новогодние игрушки.