«Да куда вам торопиться в такую погоду, – сказал Игорь, почувствовав неожиданную тревогу при мысли о ее уходе. – На улице метель не утихнет до утра. Может, останетесь до утра? Переждете метель. А утром уже видно будет, как добраться до ваших родственников.»

Наташа задумалась на секунду, посмотрела на Игоря прямо в глаза. И в этом взгляде было что-то такое… что-то не высказанное, но понятное обоим. Словно немой вопрос и немой ответ одновременно. И доверие, и недоверие, и надежда, и отчаяние. Целая гамма невыраженных чувств.

«Хорошо, – сказала она тихо, опуская глаза. – Я останусь.»

Новый год они встретили в гараже. Под звуки курантов из приемника, с треском и помехами, под завывание ветра за стенами и стук снега по крыше. Игорь вспомнил, что в багажнике машины завалялась бутылка дешевого шампанского, купленная еще к какому-то празднику и забытая там. Он принес ее, запыленную, холодную, как лед. Нашел два пластиковых стаканчика, налил искрящуюся жидкость. Выпили молча, чокнулись неловко, пожелали друг другу счастья и здоровья в наступающем году. Слова звучали как-то неубедительно, неискренне, как будто они сами не верили в то, что говорят. Но в воздухе витало ожидание чего-то другого, более важного, чем банальные поздравления.

Потом долго молчали, сидя рядом на верстаке, слушая музыку, смотря на снег, падающий за окном. Наташа прислонилась головой к плечу Игоря, закрыла глаза. Он чувствовал ее тепло, ее дыхание, легкий запах какого-то незнакомого парфюма, смешанный с запахом морозного воздуха. Было как-то странно и хорошо одновременно. Словно они оказались в каком-то другом мире, отрезанном от всего остального, от проблем, забот, от обыденности жизни. Только они двое и метель за окном.

Разговор завязывался снова, тихий, неторопливый, словно боясь спугнуть наступившую атмосферу интимности. Говорили о детстве, о мечтах, о том, что важно для каждого из них. Наташа рассказывала о своем городе, о родителях, уже без той напряженности, которая чувствовалась вначале. Игорь тоже рассказывал о Спокойном, о своей работе, о родителях, о своих нереализованных амбициях. В ее глазах он видел понимание, сочувствие, интерес. Он чувствовал, как растворяется лед отчуждения, как между ними возникает невидимая связь, теплое человеческое участие.

А потом… потом случилось то, что обычно случается между мужчиной и женщиной в новогоднюю ночь, когда за окном метель, а внутри тепло и немного пьяно от шампанского и неожиданной близости. Были неловкие прикосновения, робкие поцелуи, шепот и смех. Сначала робкие и неуверенные, потом все страстнее и отчаяннее. Было что-то нежное и торопливое, как будто боялись спугнуть это неожиданное счастье, растворить его в обыденности утра. Они лежали на старом раскладном диване, принесенном отцом еще в советские времена, укрытые его старой курткой, и время остановилось. Существовали только они двое, и метель за стенами гаража, и тихая музыка из приемника.

Утром Игорь проснулся от холода. Обогреватель выключился, в гараже было зябко и сумрачно. Солнце еще не поднялось высоко. Он открыл глаза и понял, что лежит один. На верстаке лежал голубой шарф, тот самый, который был на Наташе вечером. Самой Наташи не было. Диван был пуст, куртка лежала скомканная на полу. Дверь гаража была приоткрыта, на снегу виднелись следы, ведущие от ворот в сторону дороги.

Он резко сел, сердце забилось тревожно. «Наташа! Наташа!» – тихо позвал он, но в ответ была только тишина гаража и завывание ветра за воротами. Он вскочил, накинул куртку, выскочил на улицу.