Книга о счастье Владимир Исаев

© Владимир Исаев, 2025

ISBN 978-5-0065-9975-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Вспомнить всё.

Мир ударил в его сознание не взрывом света, не криком роженицы, а скорее – вязким, булькающим шлепком. Словно его вытолкнули из темной, теплой реки в мутный пруд. Глаза, веками не видевшие ничего, кроме утробной тьмы, с трудом сфокусировались. Размытые пятна света постепенно обретали форму. И вот, перед ним, качалось и переливалось… что-то. Зеленоватая, вязкая жидкость, словно застоявшаяся болотная вода, но в ней, как живые искры, плясали солнечные зайчики. Не просто зайчики, а целые россыпи золотых пылинок, танцующих в густой и мокрой атмосфере.

В этой мути, как первые, робкие мысли в хаосе первозданного разума, мелькали… тени. Смутные, продолговатые силуэты, скользящие с неторопливой, царственной грацией. Рыбы. Но не просто рыбы, нет. Это были… символы. Архетипы, выплывшие из глубин коллективного бессознательного. Пращуры, наблюдающие за ним из толщи вечности. Каждая чешуйка – осколок древней, уснувшей звезды, каждый плавник – медленный, величавый взмах крыла времени.

Они плавали лениво, словно мысли Бога в состоянии глубокой дремы, и в их безмолвном, гипнотическом танце он вдруг увидел… всё. Не просто увидел, а почувствовал. Кожей, каждой клеткой, самой своей новорожденной душой.

Миллиарды нейронных связей, дремавших в его еще не обжитом мозгу, вспыхнули разом, как грандиозный фейерверк в бархатной ночи. Это был не просто аквариум, нет. Это был… космос в капле воды. Вселенная, свернутая в стеклянную коробку. Он увидел хаос первобытного океана, из которого, пенясь и клокоча, вынырнула жизнь. Увидел первых амфибий, робко выползающих на скользкий берег, увидел громадных динозавров, топтавших влажную землю, увидел мохнатых мамонтов, бредущих сквозь ледяные пустыни, увидел… людей. Бесконечную вереницу лиц, эпох, цивилизаций, войн и любви. И в конце этой вереницы, как логическое завершение всего этого космического спектакля, увидел… себя.

Прошлые жизни, как кадры старой, заезженной кинопленки, пронеслись перед его внутренним взором. Он был воином, рубящим врагов тяжелым мечом, он был поэтом, шепчущим сладостные стихи в ухо прекрасной деве, он был бродягой, скитающимся по пыльным дорогам, он был королем, восседающим на золотом троне, он был нищим, просящим милостыню на паперти храма, он был страстным любовником и хладнокровным убийцей. Каждая жизнь – лишь песчинка в бесконечном потоке времени, и все они, как капли воды в океане, сливались в одно – в него. В это крошечное, беспомощное, только что родившееся существо, которое сейчас смотрело на аквариум и помнило. Помнило все.

Он понял структуру космоса. Не как сухую схему на бумаге, не как заумную формулу из учебника по физике, а как живое ощущение. Как пульсацию собственного сердца, как ритмичное дыхание легких, как неустанное движение крови по вена. Вселенная – это живой, дышащий организм, и он – ее крошечная, незаметная клетка. Маленькая, незначительная, но необходимая. Звездная пыль, случайно обретшая сознание. Мгновение вечности, заключенное в хрупком, временном теле ребенка.

Он понял всё. Смысл жизни, тайну смерти, природу бытия, иллюзорность времени, вечность души… Все ответы разом обрушились на него, как лавина откровений, как неудержимый поток космического знания. Он был просветлен. Он достиг нирваны. Он был… Богом. В крошечном, вонючем, новорожденном тельце билось сердце вселенной. «Так вот оно что,» – подумал он, с неожиданной для новорожденного четкостью мысли. «Вот она, истина в последней инстанции. А все эти философы, мудрецы, пророки… чего они мучились? Нужно было просто родиться и посмотреть на рыбок.»

И вдруг… тепло. Влажно. Липко. Неприятно. В миг исчезнувшего блаженства он не заметил наступающей катастрофы. Но теперь она явилась во всей своей физиологической мерзости.

Реальность вернулась грубо и неотвратимо: космос схлопнулся до размеров мокрой пеленки. Вечность съежилась до острых коликов в животе. Нейронные связи оборвались, как нити прогнившей паутины, разорванные грубым ветром бытия. Бог исчез и растворился в запахе мочи.

«Буээээ!» – раздался оглушительный рев, полный обиды, разочарования, космической тоски и банального физиологического дискомфорта. Мир снова стал простым и понятным: мокро, холодно, голодно, больно. И хочется кричать. Кричать во все горло, требуя немедленного устранения всех этих непонятных и неприятных ощущений. «Где моя нирвана? Где мое космическое просветление? Верните меня обратно в аквариум!» – безмолвно вопил он, захлебываясь собственными соплями.

Мать, появившаяся словно из ниоткуда, подхватила его на руки, убаюкивая нежными словами и оперативно меняя источник всех бедствий. Запах аммиака, назойливый и земной, окончательно вытеснил из хрупкой памяти ароматы звездной пыли. Тепло материнских рук, уютное и безопасное, заглушило далекое эхо вечности. Аквариум остался в стороне, забытый и непонятый символ утраченного рая.

Мгновение озарения угасло, как искра, упавшая в вязкое болото повседневности. Ребенок снова стал просто ребёнком. Чистым листом, готовым к новым, земным впечатлениям. Космическая симфония сменилась банальной колыбельной, монотонной и усыпляющей. И он уснул, забыв о вселенной, о прошлых жизнях, о рыбах, о Боге… Забыв всё. Словно компьютер, перезагруженный после системного сбоя, он вернулся к заводским настройкам. Память о космическом опыте была стерта безвозвратно.

Остался только запах мокрых пеленок и смутное, ускользающее ощущение… чего-то важного, чего-то потерянного, чего-то, что было так близко и так быстро исчезло. Словно сон, яркий и захватывающий, который ускользает из памяти сразу после пробуждения, оставляя лишь легкую тень недоумения и неясного сожаления. И иногда, в тихие минуты бессонницы, лежа в темноте, он будет чувствовать это неуловимое прикосновение вечности, как слабый отголосок давно забытой мелодии.

И так начинается жизнь. С крика, с дерьма, с забвения. И так, наверное, заканчивается. С крика, с дерьма, с забвения. А между этими двумя криками – короткое, мутное, полное иллюзий и разочарований существование. И лишь иногда, в редкие мгновения просветления, нам кажется, что мы что-то понимаем. Что мы что-то помним. Что мы – не просто дерьмо в пеленках, а часть чего-то большего. Чего-то… космического. И тогда, на миг, мы чувствуем себя богами. Или, по крайней мере, чем-то большим, чем просто куском мяса, обреченным на тлен.

Но потом снова крик. Снова дерьмо. Снова забвение. И так – до следующего мгновения озарения. Если оно вообще случится. Или мы так и проживем всю жизнь, барахтаясь в болоте повседневности, так и не вспомнив о космосе, который плещется прямо перед нашими глазами, в каждой капле воды, в каждом движении рыбки в аквариуме. И только в самый последний момент, перед тем как окончательно погрузиться во тьму, мы, возможно, снова увидим этот аквариум, увидим этих рыбок, и на мгновение вспомним… всё. А потом – снова забвение. Вечное и окончательное.

Вечер был поганый, как и большинство вечеров. Дождь лил как из ведра, пробивая дыры и без того в паршивом асфальте. Я сидел в баре «Последний шанс», заливая тоску дешевым виски. Бар был полон таких же отбросов, как и я – неудачников, пьяниц, и тех, кто просто потерял надежду. Обычная публика для места с таким названием.

Я потягивал виски, глядя, как капли дождя стекают по грязному окну, и думал о том, как все это ужасно. Жизнь, работа, люди – все казалось какой-то грязной шуткой, которую кто-то сыграл над тобой. И виски – единственное, что хоть как-то помогало пережить этот цирк.

Вдруг дверь бара распахнулась, и внутрь вошел тип. Не то чтобы он был каким-то особенным, нет. Одет был как обычный мужик – старые джинсы, помятая кожаная куртка, кепка надвинута на глаза. Но что-то в нем было… странное. Он не то чтобы светился, нет, но вокруг него как будто было какое-то… спокойствие. Слишком спокойное для этого места.

Он подошел к стойке, сел рядом со мной и заказал себе… воду. Воду, блин, в «Последнем шансе». В месте, где даже тараканы пьют виски. Бармен, старый толстяк с красным носом, посмотрел на него как на идиота, но налил воды.

Я покосился на этого типа. Что-то меня в нем зацепило. Может, это спокойствие, может, эта вода… В любом случае, в этом месте нечасто встретишь что-то интересное.

– Новенький? – спросил я, глотнув виски.

Он повернулся ко мне. Улыбнулся. Улыбка была… добрая, что ли. Слишком добрая для этого места. И глаза… глаза у него были странные. Как будто видели тебя насквозь, до самого дна.

– Можно и так сказать, – ответил он. Голос у него был тихий, спокойный. Как будто он говорил с тобой не из бара, а откуда-то издалека.

– И что привело тебя в это дерьмо? – спросил я, кивнув на бар.

– Искал тебя, – ответил он просто.

Я чуть не поперхнулся виски. Меня? Он искал меня? Кто он, черт возьми, такой?

– Меня? – переспросил я. – Ты меня знаешь?

– Конечно, – улыбнулся он снова. – Я знаю всех.

Ну, это уже начинало попахивать дуркой. Всякие психопаты сюда иногда заходят, не впервой. Но в этом типе не было ничего от психа. Наоборот, он был слишком… нормальный. Слишком спокойный.