И даже сейчас, спустя время, когда я прохожу мимо этого дома, мимо этого простого двора, мне кажется, что из окон второго этажа доносится смех. Звон стаканов, шум разговоров. Звуки гитары, играющей простую мелодию. И голоса эти простые, душевные. И где-то там, среди этого шума, есть Семен. Все такой же простой, как все они. Все такой же упрямый, как жизнь. Все такой же… живой. По-своему. Живой в этой простой жизни. И вечный, как сама жизнь.

И жизнь, которая продолжается. Несмотря ни на что. Какой бы простой или сложной она ни была. Потому что, а что еще делать? Кроме как жить, радоваться и иногда удивляться происходящему. В этой жизни. И вставать после падений, и снова радоваться. И так далее, пока есть силы. Вечный круговорот жизни.

Я достаю из кармана пачку сигарет. Закуриваю, чиркаю спичкой, запах серы. Затягиваюсь, дым согревает горло. И смотрю на этот дом. На эти окна, открытые в ночь. На этот двор, простой и обычный. И думаю: вот она, жизнь. Во всей своей простоте, во всей своей обыденности. И в своей неповторимости. Но жизнь. И она продолжается. Как бы то ни было. И это, наверное, и есть самое важное. Или нет. Кто знает? Кто поймет все это? Никто не поймет. Да и не нужно понимать. Надо просто жить. И радоваться каждому дню.

Пойду-ка прогуляюсь. Надоело размышлять, философствовать. Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на пустые раздумья. Надо жить. И радоваться жизни. Пока есть возможность. И пока есть силы. И пока есть что вспомнить. И пока есть надежда на что-то лучшее. В этой жизни. В этой простой жизни. И радоваться тому, что есть. Хотя бы пока. Пока жизнь продолжается. И пока есть возможность жить. И радоваться жизни. И вспоминать простые истории. Истории о простых людях. Истории о жизни. И о праздниках. И о свадьбах. И о Семене, который упал с балкона и вернулся. И о жизни, которая продолжается. Несмотря ни на что.

Солнце палило нещадно, даже сквозь пыльное стекло нашего «Уазика». Жара такая, что асфальт, казалось, плавился и дышал, как уставший зверь. Командировка, чтоб ее, вымотала нас до нитки. Ехали уже часов пять, наверное, и вот, на горизонте забрезжила окраина какого-то села. Не то чтобы мы заблудились, нет. Просто устали, как черти, и хотелось хоть глоток чего-нибудь прохладного в глотку пропустить.

И тут, словно по заказу, на обочине, прямо возле покосившегося указателя с названием села, красовалась она – здоровенная желтая бочка. На бочке, как маяк надежды, кривоватая надпись: «ПИВО». Ну, тут мы с Ромычем переглянулись, и хором, не сговариваясь, скомандовали нашему водителю, Николаичу, тормозить.

Николаич, мужик основательный и неторопливый, припарковался на обочине, так, чтобы «Уазик» не мешал редким машинам, проносящимся по этой федеральной трассе. День был будний, утро только-только перевалило за полдень, машин – кот наплакал. Лето в разгаре, все вокруг зелено, птички чирикают, и только жара эта, как назойливая муха, жужжит над ухом.

Вылезли мы из машины, размяли косточки. Воздух густой, пахнет пылью, травой и чем-то еще, неуловимо деревенским – может, навозом, а может, просто свежей землей. Подошли к бочке. За прилавком, сооруженным из пары досок и старого зонтика, сидел дедок, щурился на солнце.

– Пивдыря, дед, налей, – говорю я, доставая из кармана мятые рубли.

– Щас, – отвечает дед, неторопливо поднимаясь. – Кружки какие?

– Да побольше, – отвечаю. – Жара, как в Сахаре.

Дед кряхтит, достает из-под прилавка здоровенные кружки. Наливает нам пенного, янтарного пива. Запах – обалдеть, свежий, хлебный. Николаич, наш водитель, тоже подходит.