Завтра будет новый день. Но это будет завтра. А сегодня – ночь. И сон. Сон до утра. Если, конечно, доживу. И если… да ну его все к черту. Просто спать. И все.

Салат из редьки

I

Сестра Лиза, душа-человек, ангел во плоти, не иначе, сидела на посту, как всегда – спина прямая, взгляд ясный, ну прямо маяк посреди шторма «Центр психологической помощи «Баланс». Только вот штормило сегодня не в палате, а у нее в голове, вернее, в желудке. Потому что, как черт из табакерки, возникла перед ней Вера Глушко, пациентка с «ветром в голове», как любил говорить доктор, и протянула ей… салат.

Салат, скажу я вам, был – зрелище не для слабонервных. Редька. Просто гора нашинкованной редьки, белой и ядреной, как атомная бомба. И пахло от него так, что слезу прошибало. У Веры Глушко, глаза сияют, улыбка до ушей: «Лиза, это тебе! Я с любовью! Свеженькое, прямо с грядки!» Грядка, видать, была знатная, если редька такая забористая.

Лиза, конечно, понимала – отказать нельзя. Вера Глушко, она как ребенок, обидится – потом не отмоешься. Да и жалко её, ей-богу. Хоть и «с приветом», а сердце-то доброе. «Спасибо, милая, – пропела Лиза, – как раз к обеду! Выглядит… аппетитно!» Лицо, правда, при этом скривилось, как будто она лимон глотнула целиком.

Вера Глушко сияла. «Кушай на здоровье! Там еще лучок зеленый, для остроты!» Остроты, мать твою, хоть отбавляй. Лиза приняла пластмассовый бокс, как священный дар, и проводила Веру Глушко улыбкой – зубы сквозь силу сжала, чтобы не выдать истинных чувств.

Как только дверь за Верой закрылась, Лиза с салатом – прямиком в туалет. Слава богу, никого рядом не было. Заскочила в кабинку, крышку унитаза – настежь, и всю эту гору редьки – туда, бултых! Смыла, как будто грех какой с души смывала. «Извини, Вера, но не могу я это есть», – подумала Лиза, чувствуя себя предателем и героем одновременно.

Только вот беда – запах! Редька, зараза, ядреная оказалась не только на вид, но и на нюх. Такой аромат пошел по коридору, что хоть стой, хоть падай. Как будто где-то не просто редьку выкинули, а целый редьковый завод взорвался.

Сторож Егор, мужик простой, но бдительный, нос задрал, принюхался. «Газом пахнет! Точно, газом! Вот те крест!» И давай телефон дергать, газовую службу вызывать. «У нас тут утечка! В психушке! Срочно приезжайте, а то все взлетим на воздух!»


Начальница Марьванна, женщина громкая и нервная, как услышала про газ – тут же в панику. «Что творится?! Что за бардак?! Кто отвечает?!» Бегает по коридору, руками машет, голос как сирена войны.

Лиза стоит бледная, как поганка, сердце колотится – сейчас все выплывет наружу. Но тут в голове мелькнула мысль – спасительная и подлая. «Марьванна, – пищит Лиза еле слышно, – это пациенты… наверное… еду в унитаз выкинули… Вот и запах…»

Марьванна как услышала – глаза налились кровью. «Ах они паразиты! Опять безобразничают! Я им покажу еду в унитаз кидать!» И полетел ураган Марьванна в палату №10, где пациенты сидели тихо-мирно, кто в шахматы играет, кто в окно смотрит, кто просто в себя ушел.

Ворвалась Марьванна, как буря, топот ног, крик на всю палату: «Кто это тут еду в унитаз выкидывает?! Я вас спрашиваю! Признавайтесь, сразу говорю, хуже будет!» Пациенты сидят, молчат, глазами хлопают, не понимают ничего. Они уже привыкли – ругают их часто, за все подряд, и без повода тоже. Смиренно головы опустили, ждут, когда гроза пройдет.

Марьванна орала, метала громы и молнии, грозила карами небесными и земными. Пациенты слушали молча, только глаза бегали из-под лобья. Лиза стоит в коридоре, смотрит на это представление – и стыдно ей, и страшно, и смешно одновременно. Вроде бы и виновата, а вроде и не она вовсе. Редька эта проклятая виновата, и Глушко с ее салатом, и Марьванна с ее нервами. Все виноваты, кроме нее, вроде как.