– Интересно получается! – возмутился Радзинский. – У меня же с тобой свидание!..
– Вы… пьяны… – наконец, догадался Аверин.
– Что?! – искренне развеселился Радзинский. – Пьян – это когда ноги не держат. А я могу хоть сейчас польку станцевать! – и он выпрямился, гордо задрав свой мужественный подбородок и уперев руки в бока. Чёрный костюм идеально облегал его атлетическую фигуру и даже болтающийся на шее развязанный галстук не портил впечатление.
Николай смотрел на него скептически, и улыбка его становилась всё шире и шире.
– Хорошо – я пьян, – сдался Радзинский, опуская руки. – Но не сильно. И это ничего не меняет. – Он согнулся в галантном поклоне. – Прошу к столу…
Идеи, которые рождает вдохновение, всегда удачны. В самом деле – что Викентий Радзинский делает, если ему кто-то приглянулся? Правильно – действует. Жертву нужно очаровать, обаять, расположить, если надо подпоить, приручить и… получать дивиденды. Неужели проверенная на барышнях тактика не сработает в отношении упрямого аспиранта?
– Я не пью.
– Брось! Это же не дрянь какая-нибудь – это французский коньяк!
– Слишком крепкий для меня… Нет.
– Тогда немного вина. Вот – совсем лёгкое! Оно не креплёное даже! Его из Греции один епископ привёз – с Афона. Попробуешь?
– Правда, с Афона?
– Он так сказал, когда дарил – меня как-то командировали к нему переводчиком. С Ближнего Востока целая делегация церковников приезжала… Так, я наливаю?
– Совсем немного.
– Лехайим!
– Это иврит?
– Усвоил, аспирант… Быстро схватываешь! Отличник, наверняка?
– Стараюсь.
– И скромный такой… На брудершафт?
– В смысле?… Я всё равно не смогу Вас на «ты» называть.
– Глупости, Коля. Конечно, сможешь! Ну, давай, скажи: «Кеша, ты отличный парень!»
– Нет, Кеша, никакой ты не отличный парень. Ты манипулятор и бабник.
– О-о-о! Как ты заговорил-то студент!
– Аспирант.
– Какая к чёрту разница?!! И, вообще, откуда такие выводы?..
– Что вижу, то и говорю. Осторожно, Вы подожжёте скатерть.
– И что же ты видишь?
– Гипноз, чёрная магия, чрезмерная активность нижних центров.
– Гипноз?!!
– Хорошо – настойчивые попытки ввести собеседника в изменённое состояние сознания с целью дальнейшей манипуляции.
– Пойду, повешусь. Благо, потолки высокие.
– Вы… с ума сошли?! Оставьте в покое галстук! Викентий!!! Хорошо, я выпью с Вами на брудершафт! Слезьте со стола! Кеша! Прекрати паясничать, ради Бога! Где твой бокал?
– Ты льёшь в эту огромную посудину коньяк.
– Какая к чёрту разница?!!…
Радзинский, казалось, никак не мог поверить, что в ответ на его бодрое «до дна!», раздавленный стрессом аспирант отчаянно опрокинет в себя бокал коньяка – наверное, две полных рюмки разом. И замрёт, зажмурившись и прижимая руку ко рту.
– Лимончик?
Аверин лихорадочно закивал, с благодарностью принимая посыпанный молотым кофе лимонный ломтик. Отдышавшись, он принялся рассматривать своего новоиспечённого «брата». Впервые лицо Радзинского было так близко, и он разглядел, наконец, его янтарные, кошачьи глаза – красивые, нахальные, светящиеся опасным хищным огнём.
– Ты похож на льва, – не слишком трезво усмехнулся Аверин. Действительно, тёмно-русые волосы Радзинского напоминали львиную гриву, да и во всей его внешности было что-то такое породистое, благородное. Ещё глаза эти…
Радзинский наклонился и осторожно поцеловал удивлённого аспиранта в плечо.
– Ритуал, – пояснил он. – Сплетаем руки, когда пьём, потом целуемся.
Аверин покосился на него недоверчиво, а затем приподнялся на цыпочки и чмокнул Радзинского в щёчку.
– И теперь мы братья? – усмехнулся он.
– Да, – торжественно подтвердил Радзинский. – Теперь мы братья.